Взлет и падение «Советского писателя» - страница 33

стр.

Розов вспоминал, что «в поселке развернулось прекрасное соревнование — кто роскошнее украсит свой участок, пожалуй, только Константин Михайлович Симонов не принял в нем участия. На его участке рос густой еловый лес. Так он стоит и поныне, хмурый всегда, а после смерти хозяина и совсем мертвый».

После утреннего ухаживания за цветами в большой семье драматурга наступало время завтрака. Если не было дождя, завтрак накрывали за большим дощатым столом на улице. Если погода не радовала, то на просторной застекленной террасе. Затем Розов работал у себя в кабинете, домашние старались ему не мешать. Иногда он выходил на аллейки поселка пройтись и обдумать какую-либо сцену, которая ему с хода не давалась. Тут и наступало время обеда. После обеда следовал «тихий час». Розов спал редко, но лежал на диване, читал современные литературные новинки и работы учеников. По английскому обычаю потом следовал пятичасовой чай. Далее наступало «вольное» время. В поселке было два отрезка такого времени — до семи вечера и после ужина, то есть после девяти вечера. Обитатели поселка выходили на вечернюю прогулку, это были часы общения соседей или походов на реку. Виктор Сергеевич часто приходил на высокий берег Десны, с которого открывалась необыкновенная перспектива. Справа все небо светилось багрянцем — там садилось солнце. Его блики гуляли по тихой воде. Через несколько минут красно-золотые цвета на реке сменялись серебристыми: солнце заходило, и в свои права вступала луна. Вдали на другом берегу начинался лесок, а ближе к речке стояла маленькая деревушка. В окнах ее домов постепенно зажигались огоньки, и она пейзажа совершенно не портила. Все жители поселка знали, что именно эта картина навеяла поэту Михаилу Матусовскому знаменитые строчки из его «Подмосковных вечеров»: «Речка движет и не движется, вся из лунного серебра».

Ближе всех из жителей поселка Розов дружил с Михаилом Абрамовичем Червинским, второй половинкой знаменитого послевоенного драматургического дуэта Масс-Червинский. «Ах, какой замечательный был человек! Ну не знаменитый писатель, нет. И что? Человек прекрасный. Это тоже на вес золота». Общение доставляло обоим соседям искреннюю радость. Они ходили друг к другу в гости, беседовали на самые разные темы, причем «беседы были сердечные, легкие, веселые, даже если костили кого-нибудь на все корки — писатель ведь всегда или от всего в восторге, от какой-нибудь ерунды, или ему все опротивело, мечет громы и молнии, обрушивает цунами на сущий пустяк». Розов с детства помнил стихи Александра Блока, которыми тот охарактеризовал своеобразных людей — поэтов:

За городом вырос пустынный квартал
На почве болотной и зыбкой.
Там жили поэты, и каждый встречал
Другого надменной улыбкой…

Розов любил ходить в гости на соседний участок. Жена Червинского Сара Юльевна была великолепным кулинаром. Некоторыми своими изысками она приводила Виктора Сергеевича в восторг и недоумение. Например, делала она великолепный торт из мороженого. Снизу и сверху были круги горячего бисквита, только что вынутого из духовки, а внутри мороженое. Как эти противоположности существовали, Розов понять не мог.

Сближало соседей и то, что каждый из них недавно пережил инфаркт. Особенно тяжелый был у Михаила Абрамовича, следствием которого стала аневризма сердца. Она и стала причиной смерти Червинского. Виктор Сергеевич вспоминал, что «в тот тихий и теплый летний вечер мы сидели на нашем крылечке и, как всегда, оживленно болтали. С каким-то особым счастливым выражением лица Михаил Абрамович рассказывал о своей жизни, так увлеченно, так весело, что у меня мелькнула мысль: не слишком ли велика сейчас нагрузка для его сердца? Даже осторожно спросил:

— Михаил Абрамович, не устали?

— Нет, нет, — засмеялся Червинский, — чувствую себя прекрасно.

— Но сядьте хотя бы.

Он стоял позади плетеного стула, держась за его спинку.

— Не хочу, мне так удобнее. — И продолжал так же увлеченно.

Я проводил Михаила Абрамовича до его калитки».

Ночью случилось непоправимое. Послышался душераздирающий крик Сары Юльевны, и Виктор Сергеевич понял, что его друга не стало. Он «лежал, задыхаясь от сердцебиения и ожидая смерти, — так был потрясен».