Взорванные лабиринты - страница 25

стр.

Генерал откинулся на спинку кресла, устало прикрыл глаза. Лицо его побледнело, время от времени подергивалось веко правого глаза. Он прижал это место пальцем и посидел неподвижно несколько секунд. Потом подошел к окну, чуть раздвинул штору и глянул вниз.

Квадратная по форме площадь сверху имела вид слоеного пирога. Краями его были автоматчики, затем шел широкий слой людских голов, плеч, возмущенно поднятых рук. В самом центре стояли, выстроившись в бронированный круг, танки. Все выходы с площади были свободны. Однако никто из демонстрантов не сделал в ту сторону ни шага. Было ясно: народ не согласен с генералом и не намерен следовать его призывам и советам.

В самом центре толпы появился какой-то предмет, похожий на лестницу, которую применяют в своей работе строители. Генерал увидел человека, поднимающегося на верхнюю площадку лестницы. Кажется, это Гинс. Генерал рванулся к микрофону.

— Господин Гинс! — крикнул он. — Еще один шаг наверх, и солдаты начнут стрелять.

Гинс замер, а потом, решительно тряхнув головой, поднялся на верхнюю площадку лестницы. Мгновение спустя сухо застрекотала автоматная очередь. Гинс покачнулся и упал вниз. Площадь оцепенела, а потом взорвалась таким чудовищным ревом, что задрожали стены комнаты, в которой находился генерал.

Пронзительно зазвонил стоявший на столике телефон. Куди схватил трубку. В ней звучал крайне взволнованный голос генерала Зета. Ему несколько раз пришлось повторять свое сообщение. Кто-то ведет с площади телевизионную трансляцию на мировидение. Так что события на площади стали достоянием всего мира. Следует немедленно прекратить беспорядки и успокоить народ без применения силы.

Куди со злобой швырнул трубку.

А на лестницу взбирался друг и соратник Гинса Лори Соримен. Солдаты не стреляли. Полковник, командовавший ими, то и дело запрашивал по рации: «Что делать?» Наконец последовал лаконичный приказ не стрелять.

— Наша демократия, — говорил в это время Соримен, — показала свое истинное лицо. — Микрофона не было, но на площади стояла такая тишина, что каждое слово Соримена доходило. — Стоило народу выразить свою волю, как в него стали стрелять. Профессор Гинс не успел сказать ни одного слова. Но мы знаем, что он хотел сказать. Он хотел сказать: «Нет фашистской диктатуре! Нет фашистскому произволу и насилию!» Господин генерал достаточно красноречиво и достаточно убедительно продемонстрировал свое политическое кредо, как политика, и свое нравственное кредо, как человека. Поэтому я говорю сейчас — долой генерала и тех, кто за ним стоит! Мы не уйдем отсюда, пока не получим конкретного, исчерпывающего ответа на все наши требования! Да здравствует свобода! Да здравствует истинная демократия! Долой насилие, произвол и беззаконие!

Соримен спустился вниз, сопровождаемый оглушительными овациями.

Тысячи демонстрантов горели желанием взобраться на лестницу и сказать свое слово.

— Мы требуем, — говорил очередной оратор, — чтобы виновники покушения на жизнь профессора Гинса понесли наказание по всей строгости наших законов!

Генерал вел лихорадочные переговоры с министерством национальной безопасности. Игра была полностью проиграна. Коммунисты и здесь сумели сказать свое веское слово. Двое репортеров, работавших в прогрессивной телекомпании, сумели пробраться в Лин вместе с передвижной телевизионной станцией, достаточно мощной, чтобы вести отсюда трансляцию по каналам своей компании. Оттуда репортаж попал на каналы мировидения. Один из репортеров зачитал текст листовки — обращение к демонстрантам.

Известие о том, что в городе Лин так беззастенчиво попираются права человека, вызвало бурю возмущения во всем мире.

И Президент, и Государственный совет оказались перед лицом свершившегося факта: в Арании официальные власти, оказывается, просто-напросто расстреливают своих политических противников. Теперь не докажешь всему миру, что многие события, которые происходят в Лине — не есть программа, одобренная правительством, а результат самоуправных действий генерала Зета — министра национальной безопасности.

Нужно было как-то спасать положение, если его еще можно было спасти.