Я, Минос, царь Крита - страница 13

Пришёл капитан, которого он очень ценил.

   — Подожди немного, — приказал отец.

Я стоял в соседней комнате и глядел на дорожный экипаж во дворе. Мои мысли были заняты чужими странами, чужими городами; я принялся играть с орехами, лежавшими на блюде; крупный орех изображал дворец, вокруг него я расположил дома, не забывая о прекрасных улицах, ведущих к порту.

И вот я снова оказался рядом с отцом. Капитан почтительно, с глубоким поклоном протянул ему вырезанную из слоновой кости фигурку.

   — Это Апис, священный бык, — объяснил он.

   — Слоновая кость почти белого цвета, — заметил отец. — У меня есть дощечка из того же материала, вероятно из Египта, ибо на ней изображён лежащий сфинкс. А цвет почти желтоватый.

Капитан кивнул.

   — Цвет зависит от страны, откуда добыта эта кость. Слоновая кость из Восточной Африки отличается беловатым оттенком, из Западной — от желтоватого до красноватого, а из Центральной Африки имеет нередко даже зеленоватый цвет.

Отец с тревогой рассказал капитану, что Аттика то и дело страдает от землетрясений, причиняющих много горя и уносящих немало человеческих жизней.

Капитан понурил голову.

   — Не знаю, в чём дело, но вот уже целых два года я испытываю страх перед моретрясением, перед волнами, которые внезапно, буквально в один миг, вздымаются вокруг нас. При полном штиле они могут стать опасными. Кажется, — сказал он словно про себя, — будто злые духи собираются ввергнуть мир в катастрофу. Я уже более тридцати лет владею судном. Теперь я стремлюсь, если есть возможность, до наступления темноты укрыться в гавани, потому что не хочу стать игрушкой сил преисподней, когда меня окружает тьма. Пока светло, я вижу волны, могу определить их направление и в соответствии с ним вести судно. Да, — заметил он серьёзным тоном, — когда опускается ночь, я ищу гавань или, по крайней мере, бросаю якорь вблизи побережья, чтобы спастись вместе со своими людьми, если что-то случится.

Спустя несколько дней я проснулся среди ночи от того, что землю сотрясала лёгкая дрожь. Я испугался, что моя комната рухнет и балки засыпят мою постель.

Я позвал Айзу. Она тут же пришла и прилегла рядом. Она была напугана, взяла меня за руку и прижалась ко мне плечом, стараясь вселить в меня спокойствие и уверенность.

Я почти сладострастно вцепился в её тело. Неужели я уже стал мужчиной?

Когда солнце разбудило меня, я опять почувствовал, как содрогается земля. Айза, утомлённая, лежала рядом со мной, забывшись глубоким сном.

   — Ты прекрасна! — прошептал я взволнованно, лаская её. Через несколько мгновений она проснулась.

   — Ты прекрасна! — повторил я, ища её губы.

Мои поцелуи становились всё горячее. Айза мягко отстранила меня.

   — Минос, — попросила она, — прошу тебя, не надо...

   — Почему? — спросил я, уязвлённый в своём тщеславии и гордости.

   — Скоро ты станешь царём. Боги не желают этого, они покарают нас. — Она замолчала, печально глядя перед собой, потом тихо продолжала: — Я бросила свои магические палочки — они знают всё. Этому не суждено сбыться, с помощью палочек боги дают понять, что я приношу тебе страдания. Да, когда я очень люблю тебя, я причиняю тебе страдания.

   — Разве всех, кто любит друг друга, ждёт кара? — скептически спросил я.

Она безмолвствовала.

   — Разве нас ждёт наказание только за то, что я сын царя Аттики, микенец, а ты всего лишь рабыня?

Она опять не проронила ни слова.

   — В обычае наших богов, — продолжал я почти умоляющим тоном, — скрепление узами брака братьев и сестёр. Матери любят своих сыновей, отцы — дочерей. Почему им всё можно?! Почему они должны покарать нас за нашу любовь?

Поскольку Айза по-прежнему молчала, я воскликнул:

   — Ведь и ты родом из страны, в которой боги поступают по-своему. Ваш Осирис, — перешёл я в наступление, — женился на собственной сестре. Я, правда, не бог, но я царевич и имею много прав, и они позволяют мне любить тебя.

Айза прижалась ко мне и прильнула губами к моим. Когда мы отстранились друг от друга, она вполголоса сказала:

   — Ты не бог, ты — микенец. Вы все — солдаты, и твой дядя пользуется репутацией сурового воина. Ваши мужчины — прирождённые бойцы. Если вы и находите время для любви, то это всего лишь недолгие минуты. Умеешь ли ты любить всерьёз, способен ли подарить свою любовь на долгий срок? Я не хочу, чтобы меня любили всего лишь мимолётные мгновенья. Может быть, в том, что я приношу тебе страдания, виновата я сама, моя натура?