Я, Минос, царь Крита - страница 14
Теперь она лежала рядом со мной почти надувшись. Одежда на ней сбилась к самому горлу, так что я мог вновь любоваться линиями её плеч, гладкостью кожи на спине и очаровательными очертаниями её грудей. Потом я перевёл взгляд на её лицо, на длинные ресницы, на бёдра, нежно прижимавшиеся к моим.
Что мне особенно нравилось в Айзе, так это то, что, в отличие от других рабынь из Египта, она обычно носила свои длинные иссиня-чёрные волосы заплетёнными в две тяжёлые косы. Я любил играть её волосами, расчёсывал их, собирал в пучок, перевязывая какой-нибудь светлой лентой. Потом снова заплетал в толстую длинную косу, которая, смотря по тому, как она лежала, украшала груди или спину Айзы. Иногда я распускал её волосы, и тогда они напоминали маленьких змеек сладострастия, украшая щёки девушки и создавая восхитительные контрасты.
— Хорошо! — стонала Айза, когда я гладил и целовал её волосы.
Как-то я заплёл из них множество тоненьких косичек.
— Такую причёску носят у нас на Ниле, особенно когда влюблены, — вздохнула она, прижимаясь ко мне.
— Часто ты делила ложе с мужчиной? — спросил я с замиранием сердца. Каков-то он будет, её ответ?
Она грустно улыбнулась.
— Ах, Минос, что ты знаешь о жизни, о тех жестокостях, которые люди то и дело проявляют по отношению друг к другу? На рассвете нашу деревню оцепили работорговцы, и тех, кто остался в живых, они заковали в цепи и увели с собой. В то время я была почти ребёнком. В первую же ночь они сделали девушек женщинами, а женщин — матерями.
— И тебя?
— Мне посчастливилось... Я оказалась, наверное, единственной, кто избежал этой участи. За несколько дней до этого нападения у меня началась лихорадка, я была очень слаба, временами почти лишалась сознания. Меня можно было принять за мёртвую. На судне мужчины снова стали домогаться женщин — больше всего доставалось девушкам. Мать спрятала меня, накрыв канатами... Там я и лежала, едва не задыхаясь от жары и духоты.
— А потом? — робко спросил я. — Сколько мужчин успели полюбить тебя?
Вместо ответа Айза принялась гладить и ласкать меня, прижимаясь ко мне своим восхитительным тёплым телом.
— Ночью, накануне того дня, как меня доставили к твоему отцу, какой-то пьяный надсмотрщик затащил меня к себе в постель. Он сделал меня женщиной... — Она приподнялась с постели и теперь сидела рядом со мной, ещё более очаровательная. — Прошу тебя, Минос, никогда больше не спрашивай меня о моём прошлом. Важно только то, что происходит сейчас и что нас ждёт в будущем. То, что когда-то было, уже прошло. Так что не задавай вопросов, потому что ты из-за этого расстраиваешься сам и расстраиваешь меня. Смотри в будущее, — сказала она убеждённо.
— И ты целовала этого человека? — всё-таки спросил я, дрожа от ревности.
— Уже не знаю, — уклончиво ответила она. — Человек — всегда тайна, для него существует лишь то, что происходит сегодня, сейчас. Я уже говорила тебе, что тот человек был пьян. Мне ещё повезло, что он проявил ко мне определённое уважение, нежность и даже учтивость. — Она опустила голову, с трудом переводя дыхание. — Это скрасило мою беду и даже побудило меня испытать к нему известное чувство благодарности.
— Благодарности? — ошеломлённо воскликнул я.
Айза кивнула, снова, лаская, склонившись надо мной, и когда она, словно мать, провела руками по моим вискам, это наполнило меня ощущением счастья.
— Мне трудно объяснить тебе это, — ответила она, старательно подбирая слова. — Если тебе говорят, что ты получишь двадцать ударов бичом,' то станешь целовать руки тому, кто истязает тебя, если он прекратит экзекуцию после десятого удара. — Она вновь погрузилась в раздумья. — Что стоит вода, если её в избытке? Что стоит воздух — ведь он всем достаётся бесплатно. И тем не менее воздух — бесценный дар. И то же с водой, она даже священна. Если умираешь от жажды, то будешь бесконечно благодарен тому, кто протянул тебе кружку с пресной водой. Ты не заметишь грязных рук, а будешь видеть только добро, которое тебе сделали, и, может быть, от радости даже отдашься ему.
Она выпрямилась и задумалась о чём-то, глядя вдаль.