Я не умру - страница 5

Парень часто-часто закивал. Палангай молча убрал меч, схватил Луция и повел к воротам.

В большом зале повисла мертвая тишина. Я еще раз скользнул взглядом по одеянию торговца, затем посмотрел ему в глаза. Мое решение его не удовлетворило. Он покраснел, глаза налились кровью, руки задрожали. Холодному ветру удалось проникнуть в большой зал, и я поежился. Усталость навалилась тяжелым грузом на плечи.

— На сегодня хватит аудиенций, — сказал я. — Тиберий, через потестатем пришли в мои покои мастера по мечам. Я хочу провести этот анимам в учебе.

Старейшина Димир хотел было возразить, но вовремя одумался. Молодец. Хорошо знает, что мне уже не восемнадцать. Жаль только не всегда это помнит.

— Хорошей торговли, Спурий, — сказал я и двинулся к воротам большого зала.

— Король бессмертен, — бросил он мне вслед.

— Зачем ты отпустил парня? — спросил Тиберий. — Его полагалось казнить.

Горели лишь два жар-камня, отчего в покоях притаился ласковый сумрак. Я смотрел в окно, как сильный ветер бросал снежную крупу на королевский замок и на дежуривших палангаев. Далекие звезды, выглядывавшие из-под черных туч, горели холодным ровным светом. За стеной Венерандума простирались бесконечные снежные равнины, лишь на аквилонской стороне вздымались ледяные скалы. Вечное царство стужи и смерти.

Если приглядеться, то можно было рассмотреть в рваных облаках дагула Раха, повисшего в воздухе. Вот уж кому было наплевать на время. Я в очередной раз удивился тому, как богу удавалось зависнуть на высоте многих семита над снежными полями. Зачем дагулам кожистые крылья? Они ими не пользуются. Ни один житель Венерандума за долгое время не видел, чтобы троица богов хоть как-то передвигалась.

Как Ияс, Сир и Рах смогли подарить души людям, когда сами не имели ничего общего с человеческими существами? Рах, например, напоминал юментскую рептилию с крыльями. С мускулистых лап свисали клочки кожи, конусообразная пасть была раззявлена. Фиолетовые чешуйки, покрывавшие тело, ярко блестели в свете звезд.

— Ты не хочешь говорить? — спросил Тиберий.

Я словно вынырнул из сна и замотал головой:

— Прости, я что-то замечтался.

Тиберий подошел к моему столу, налил в стакан воды и, кряхтя, сел на стул, сделанный из кости филя.

— Что ты меня спрашивал? — спросил я.

— Зачем ты отпустил парня?

Я растянул губы в легкой улыбке:

— Ситуация осложняется, Тиберий. Я не могу каждый анимам убивать приверженцев единого бога. Пора что-то делать. Этот парень… Луций… Я приставил к нему шпионов. Он выведет нас на нужных людей.

— Думаешь, он примется за старое? — фыркнул Тиберий.

— Разумеется. Нам необходимо смотреть на несколько шагов вперед. В скором времени я соберу всех старейшин в замке для того, чтобы задействовать в Юменте преторов-демортуусов.

— Предполагаешь, что кто-то из высокопоставленных преторов пытается посеять ростки новой веры?

Я лишь пожал плечами. Не хотелось мне сейчас об этом говорить. Слишком мало информации, слишком неопределенное будущее…

От меня не ускользнул взгляд Тиберия — недоверчивый и снисходительный. Мой бывший учитель наверняка считает, что я слишком инфантильный для Безымянного Короля, слишком зависимый от собственных чувств. Он не верит, что я могу продумывать ходы на много шагов вперед. Для него я все тот же мальчишка… Однако не стоит спешить мне сердиться на Тиберия. Ведь он — лицо моих солдат. Что на уме у него, то на уме и кудбирионов, и мисмаров, и палангаев, и дворцовых министров. Все они считают меня недалеким, даже несмотря на возраст. Вот уже тридцать три хакима Венерандум во власти ночи, а меня по-прежнему принимают за безусого юнца. С этим пора что-то делать. Но позже…

— Ты опять о чем-то задумался, — заметил Тиберий.

Я налил себе в стакан воды. Тиберий… Милый учитель. Сколько ему уже? Если не подводит память, то в следующем менсе ему исполнится пятьдесят два хакима. Однако он и не собирается уходить на покой. Все также поджар, собран, а борода аккуратно подстрижена. Сколько себя помню, а Тиберий не меняется. Кажется, что он такой же бессмертный бог, как и я.

Его глубоко посаженные карие глаза настороженно осматривали окна и стены.