«Я в Берлине. Сидоров» - страница 19

Однажды утром это судно готовилось встать на якорь, чтобы высадить военных. И вдруг — бух, бух — два взрыва, один за другим. Два спасательных плота взлетели на воздух. Взрывной волной снесло крышки люков. Это все, что поняли на палубе. А внизу в машинном отделении стоял на платформе Рогер Джонс и смазывал маслом огромный шатун. Взрывной волной его сдуло с платформы, он ухватился за этот шатун и, с трудом удерживаясь, повис на нем. Вместе с шатуном он взлетал и опускался, подпрыгивая на 48 дюймов каждую секунду, и это продолжалось несколько страшных минут, пока двигатель не остановился. Скорость движения шатуна была 480 футов в минуту, а это больше, чем у лифтов в Радио-Сити, к тому же шатун, в отличие от лифта, двигался безостановочно. Первый помощник старшего механика был в шлеме, так что, когда сверху на него посыпались куски труб и машинного оборудования, он сгреб в охапку кочегара (рост 5 футов и 2 дюйма) и закрыл своими руками его голову. Когда старший механик Леонард Валентайн спустился вниз, он обнаружил все это плюс дыру в корме, через которую хлестала вода, заполняя судно со скоростью сорок пять тонн в час. Это больше, чем могут выкачать помпы гребного вала. Механик Валентайн первым нырнул на глубину восемь футов и попытался заткнуть дыру. Через двадцать четыре часа совместных усилий, им удалось почти остановить течь, но, когда они, наконец, смогли позволить себе оглядеться вокруг, то увидели, что гребной вал потерял пять из семи подшипников, а сам 157-футовый вал валялся весь погнутый. Валентайн выстругал из дерева новые подшипники и с помощью четырех гидравлических домкратов, одолженных у военных, воздвиг этот огромный искривленный вал на место. Шланги для охлаждения, которые работали при большом давлении, соорудили из подручных материалов. Крепления сделали из бревен. «Как высоко поднималась вода?» — спросил я его. «О, по шею» — ответил он. «Вы не думали о том, чтобы покинуть корабль?» — поинтересовался я. «Да, мне приходила в голову такая мысль, но я никогда не покидаю судно, пока вода не дойдет до подбородка».

Вот на каком судне довелось мне вернуться Англию. Та чудовищная взрывная волна так погнула корабельный свисток, что он больше не свистел. Несмотря на это, мы беззвучно выпустили из него четыре облака пара, подходя, как и остальные корабли конвоя, к английскому берегу. И я смог окончательно убедиться, что флот вернулся домой.

Джордж Уилер, Эн-би-си

Я приземлился в Нормандии с первыми планерами, еще до рассвета Дня высадки. Никогда не забуду зрелища этой авиационной операции. Небо было похоже на гигантскую рождественскую елку, на которой вспыхивали и мерцали движущиеся красные и зеленые огни.

Огромные огненные шары пролетали мимо планера, когда мы спускались. Я расстегнул ремень безопасности, чтобы снять спасательный жилет и от волнения не смог снова его застегнуть. Так что, когда планер ударился о землю в поле и свалился в канаву, меня швырнуло на пол. С минуту я пролежал в оцепенении, но разорвавший тишину треск пулемета в паре дюймов от моей головы, мгновенно вернул меня к жизни. Я выпрыгнул из аварийного выхода и оказался по пояс в сточной канаве в зловонной воде с помоями. Мы приземлились в хорошо укрепленном местечке в нескольких милях от того, что был намечен по плану. Вскоре в планере вспыхнул огонь. Мина с оглушительным грохотом разорвала наш планер на две части.

Сам не знаю зачем, я посмотрел на часы. Было 4.15 утра. Слышался треск минометов и пулеметов. Признаюсь, я запаниковал. Единственным моим желанием было немедленно очутиться дома. Видимо, я выбрался из планера не с той стороны, поэтому и оказался один. Я подумал о своих друзьях и о том, что будет, когда от меня не придет репортаж. Я уже считал, что мне пришел конец, я барахтался в грязи, молился и вдруг увидел подполковника Чарльза Шельгаммера из Нью-Йорка. Он летел на том же планере, и мне стало чуточку легче. Я потерял шлем, и подполковник Шельгаммер велел мне достать его. Моя радость, оттого что я его увидел, тут же сменилась злобой и ненавистью, но я все же нырнул и достал шлем.