«Я в Берлине. Сидоров» - страница 4
«„Прощай. Нельзя больше верить ни в солнце, ни в море“, — эти слова, произносимые распорядителем завещания, следует понимать как скрытое послание умершего», — пишут Оока М. и Таникава С.
Возможно, Аюкава здесь снова говорит о «божественном гонораре». На наш взгляд, данный фрагмент близок к поэтике Т. С. Элиота (традиция «Улисса» Дж. Джойса), поскольку Аюкава не разграничивает тут голос умершего и голос распорядителя.
Согласно комментарию Ооки Макото и Таникавы Сюнтаро, время, указанное в первой строке — осень сорок второго года — соотносится со временем, когда Аюкава был призван в армию. В следующих строках, помещенных в кавычки, приводятся заключительные слова из романа «Волшебная гора» Томаса Манна: «…останемся мы живы или нет, / виды наши на будущее плохи»[3].
Почему Аюкава использует именно эти слова, становится ясно из его «Военных заметок»: «Перед тем как я поступил на военную службу, я узнал о смерти на войне в Бирме моего уважаемого друга из „Арэти“ — Морикавы. <…> Я вспомнил его слова из последнего, адресованного мне, письма, которое он написал перед отправкой во Французский Индокитай: „Когда подумаешь обо мне, прочти последнюю страницу Волшебной горы. Останусь ли я жив или нет — виды мои на будущее плохи“»[4].
Как считают Оока М. и Таникава С., эти строки, цитирующие Т. Манна, не только свидетельствуют о том, что за инициалом «М» скрыто имя Морикавы Ёсинобу, но и отражают настроения послевоенной Японии. Кроме того, уже накануне войны у многих японцев возникло «предчувствие мрачного послевоенного времени и, естественно, они не могли одобрить войну». Отсюда проникнутые иронией следующие строки Аюкавы: «Так, подшучивая над собой, / в неуклюже сидящей на нас форме, / с нелепыми ружьями, / мы уходили из ночного квартала по одному / и гасли как огоньки».
Поэма «Америка» содержит фрагменты произведений разных авторов (Томаса Манна, Франца Кафки, Ёсинобу Морикавы, Поля Валери) и «вероятно, опирается на слова еще большего количества людей». Как иронично заметил сам Аюкава: «В этом произведении достаточно много плагиата». Разумеется, он имел в виду чужое слово, цитаты и, возможно, поэтическую традицию Т. С. Элиота.