Я, верховный - страница 74

Джентльмены, то, что рассказывает этот пес, старо как мир. Из древних книг, включая «Бытие», мы знаем, что первозданный человек был мужчиной-женщиной. Совершенно чистого рода не существует. Каждые сто лет и один день, или, лучше сказать, каждый день, длящийся сто лет, мужское и женское начала воплощаются в одном существе, порождающем различные существа, факты, вещи.

Хорхе Луис Борхес в своей «Истории вечности», цитируя Леопольда Лугонеса[134](«Иезуитская империя», 1904), отмечает, что в космогонии племен гуарани луне приписывался мужской пол, а солнцу женский. Там же он говорит: «В тех германских языках, где есть грамматическая категория рода, луна имеет мужской род, а солнце женский». В другом произведении Борхес сообщает нам: «Для Ницше луна — это кот (Kater), который ходит по звездному ковру, а также монах. Ограниченный ум, во всем ищущий симметрии, сразу задался бы вопросом: ну а солнце?

Как же должен был рассматривать Ницше солнце? Как монахиню? Как кошку? По какому ковру, согласно Ницше, она должна была ходить?» Из Записок Верховного можно увидеть, что он разрешил загадку, которую задал Ницше. В своей инвективе против историков, писателей и прочих надоед он разделывается и с другой загадкой: «Одно насекомое съело слова. Оно решило, что сожрало знаменитую песнь человека и все то, что служит ей прочной основой. Но, пожрав слова, вороватый гость ничему не научился». (Прим. сост.)

По закону мучительных родов и принципу смешения. Здесь, у нас, старики из индейских племен, хоть и не читали «Пира» Платона, тоже знают, что первоначально всем был присущ дуализм. Каждый полностью воплощал в себе оба начала. Был как бы высечен из одного куска. Являл собой цельную, гармоничную личность. Существовали определенные и неизменные породы людей. Много пород. Лучшее в них накоплялось, передаваясь по наследству. Так продолжалось до тех пор, пока мысль не оторвала людей от природы. Не разделила их. Не раздвоила. Они все еще думали, что сохраняют цельность, не зная, что половина их существа ищет другую половину. Что эти половины превратились в непримиримых врагов, движимых тем, что Человек-нашего-времени называет любовью. Близнецы не рождены одной матерью; так называемую Мать Матерей, утверждают индейские ведуны, сведущие в своей космогонии, сожрал Синий Тигр, который спит под гамаком Ньяндерувусу, Первого Прародителя. Близнецы родились сами собой и породили свою мать. Они перевернули понятие материнства, рассматриваемого как исключительный дар женщины. Они уничтожили различие полов, столь дорогое и необходимое для западной мысли, которая умеет обращаться только с парами. Они постигли или вновь осознали возможность существования не одного, а множества, бесчисленного множества полов. Хотя мыслящий пол — мужской. Только мужчина способен на размышление. И потому именно он призван, предназначен, обречен осмыслять бессмыслицу. Возможно ли, чтобы у нас были только один отец и только одна мать? Разве нельзя родиться от самого себя?

Мне кажется, единственно возможное и реальное материнство — это материнство мужчины. Я мог быть зачат без женщины, одной силой своей мысли. Разве, если верить слухам, у меня не две матери и не две даты рождения, разве не называют как подлинные имена моего мнимого отца и моих четверых мнимых братьев и разве не доказывает все это лживость россказней, которые ходят обо мне? У меня нет родственников; если я действительно родился, что еще требуется доказать, поскольку умереть может только тот, кто родился. Я родился сам от себя, и Я сам сделал себя двояким. (Прим. Верховного.)

Yes, certainly, Excellency, but... [135] я позволю себе заметить, что тут играет роль наслаждение. Мудрый инстинкт сохранения рода! Высшее блаженство! Э! О! Ууу! Is it not so? Very, very nice[136]. Согласен, мистер Робертсон. Но без конца сохраняющийся род не то же самое, что неизменные виды. All right, Excellency, but... [137]. Позвольте, дон Хуан. Существует не один вид людей. Знаете ли вы, слышали ли вы о других видах? О тех, какие, может быть, были. Может быть, есть. Может быть, будут. Живые существа имеют живые корни; они рождаются только тогда, когда случается встреча на перекрестке дорог. Но такие встречи случаются не случайно. Лишь нашему тупому уму представляется, что повсюду царит случайность. Природа никогда не устает повторять свои попытки. Однако тут нет ничего похожего на божественную или пантеистическую лотерею. Представим себе, что Один растет из самого себя, и все разрастается и разрастается. Тогда Множество исчезнет. Останется только Один. Потом этот Один опять станет Множеством. Вы высказываете мысль продолжать род без помощи другого пола, Excellency... как же это возможно? Зеленые молодые люди с красными волосами насмешливо смотрели на меня. Что они могли знать о моем двояком рождении или нерождении? Я пронзил их взглядом: я только сказал, что повсюду с необходимостью действует закон мучительных родов и принцип смешения. Человек до идиотизма глуп. Он способен только копировать, подражать, заниматься плагиатом, обезьянничать. Можно даже предположить, что он придумал деторождение путем соития, увидев, как совокупляются цикады. Ах, Excellency, тогда признаем, что цикада — разумное существо. Оно знает, что хорошо, и соответственно поступает. Будь я первым человеком, я не последним стал бы ей подражать. Я бы даже научился стрекотать, как она. Что ж, попробуйте, благо сейчас лето, дон Хуан. Потом я снова видел его на вилле доньи Хуаны Эскивель, которая находится по соседству с моей в Ибирае. Я видел Джона Пэриша, но не в роли победоносной цикады, а скорее в роли жертвы старой нимфоманки. Скарабея, коршуна в своем женском естестве. Черной женщины, которая делала на земле своего «двойника» из шотландского зеленого ягненка.