Яблочные дни. Часть I - страница 7

— Я бы мог провести с вами вечность под этими елями, но.… Окажите мне честь: доедемте до церкви св. Иды в моей карете и под моим эскортом.

— В этом есть резон, — Альда обрадовалась, не подав виду. Её совершенно утомил брат, грозящийся засунуть зятя в мешок и в таком виде «волоком приволочить» в Эльтю́ду[3], требуя для сестры развода и возвращения ей девичьей фамилии. — Тем более, что нам с вами предстоит узнать друг друга заново.

— Заново? — Рональд хохотнул. — Мессира, я вас умоляю, разве вы изменились? Вы, я погляжу, так и не нашли себе другого жениха. Это прискорбно, неужели никого не очаровал ваш ум? Я думал, приеду, благословлю и со спокойным сердцем женюсь на другой. Да что теперь! Раз дождались меня — придётся брать в жёны вас. Итак, вашу руку, мессира.

В этот миг все чаянья Альды рассыпались осколками льда. Вложив во взгляд весь холод, на который была способна, она посмотрела в насмешливые голубые глаза графа Оссори.

— Это так рыцарски с вашей стороны.

От протянутой ей руки девица Уайлс отказалась.

В карете, где подушки источали упоительный запах новой кожи, Альду ждали ещё несколько сюрпризов. Разумеется, сомнительных. Во-первых, этот дурак стиснул её палец обручальным кольцом и сидел с ухмылочкой до ушей. Такая нетерпеливость была просто неприлична. Во-вторых, он попытался сказать то, что исправило бы недавнюю грубость. Вышло неудачно:

— А глаза у вас синие-синие… Удивительные. Прямо как лёд.

Альда заморозила его тем самым льдом, и жених отвернулся, выпятив подбородок. В-третьих, его левая рука оказалась на нарядной, в тон колету, перевязи.

— Что вас покалечило? — девица Уайлс попыталась сгладить собственную невнимательность, как ранее Рональд — грубость.

— Ворон клюнул.

Следующие слова, которые они сказали друг другу, были словами согласия сочетаться браком.

К концу бала, который Рональд Оссори давал в своём особняке и который почтил своим присутствием его величество Лоутеан Первый Нейдреборн, графиня Оссори думала лишь об одном. Притом, думала с ужасом.

Облако постели под золотистым балдахином пугало её до дрожи в коленках. Она сидела на краешке, уперев ступни в прохладный приступок, когда в дверях появился Рональд. Ему помогли снять колет. Но всё прочее, видимо, доверили ей.

— Альда Оссори, графиня Уэйкшор, — он произнёс это с такой лёгкостью, словно она приняла имя его семьи десятилетия назад, — я понимаю, кто я для вас. Однако нелюбимый муж — это ещё не насильник. Полагаю, я найду в вас союзника, если предложу повременить?

Вероятно, он предлагал отсрочку брачной ночи, потому что его «клюнул ворон». Это доставляло ему гораздо больше неудобств, чем он показывал.

— Всем сердцем надеюсь, что вы быстро оправитесь, — Альда прикрыла облегчение приличествующей случаю репликой.

К её удивлению новоиспечённый супруг насупился, упёр кулак здоровой руки в бок.

— Дьявольщина! Мессира, да вы меня оскорбляете! — И вдруг две вертикальных морщинки между бровей исчезли, глаза посмотрели мягче, теплее. — До любви, Альда. Я предлагаю повременить до любви.

Когда он ушёл, закрыв за собой двери, графиня Оссори по детской привычке возвела вокруг себя сугроб из одеяла и задумалась. Не то Рональд проявил высшей степени благородство, не то унизил её.

Альда открыла ближайшую на эмалевом туалетном столике шкатулку и не глядя положила в неё кольцо. Перебросила волосы на правое плечо, светлые пряди привычно легли одна к другой, но Альда медлила звать камеристку и заплетаться, одеваться, представать пред Рональдом… К четвёртому году брака граф Оссори совершил всё возможное, чтобы его былое благородство забылось, покрылось налётом оскорбительных дел. Но вчерашняя безобразная сцена стала верхом несчастливого брака. Досель он ни разу не посягал на Альду как муж. Напротив, всячески показывал, сколь мало жена интересует его. Но вот он грубо вырывает её из сна, где ей было чуть менее одиноко, чем наяву. Дыша перегаром, надвигается на неё медведем, шало блестит глазами, мешает требования с пьяными исповедями…

Альда и не предполагала в себе такой строптивости. Ночью она казалась себе героиней, балладным образом, но утром увидела себя непослушной женой. По блаутурским законам, нашептанным церковью, подобных жён дозволялось «вразумить» кулаком, розгами, угрозой развода, коль скоро брак не был консумирован или оказался бездетен. Берни бы никогда не принял ни одной меры наказания, убеждала себя Альда. Но опасения удерживали её на пуфике перед туалетным столиком. Он был в своём праве, а она отчасти виновата перед ним. Графиня Оссори должна стать сносной женой хотя бы на час, нет, на утро.