Якутскіе Разсказы. - страница 13

— Ну, разскажи, Пенёкъ, какъ это ты шатался по городу? пробовала посмѣяться Аня, но на лицѣ парня выразилась такая мука, что Аня пожалѣла его и оставила въ покоѣ.

Къ довершенію горя, Быча́ захворала; съ утра у нее только голова болѣла, а къ вечеру съ ней приключился «менерикъ» 14) она начала кричать и метаться. Никто тутъ не былъ виноватъ и ужъ, конечно, меньше всѣхъ Кехергесъ, а просто вчера забыли бросить въ огонь масла и жиру и души усопшихъ родственниковъ молодой явились напомнить объ этомъ.

Парень сидѣлъ, какъ убитый, съ каждымъ крикомъ жены лицо его болѣзненно подергивалось, а влажные глаза выражали столько горя и мольбы, что старый Тарасъ сжалился и сказалъ:

— Ты, парень, лучше поѣзжай-ка завтра домой.

Такое рѣшеніе, очевидно, обрадовало его. Въ тотъ-же вечеръ онъ осмотрѣлъ узду, сѣдло и ремни — дѣла было не мало, вѣдь онъ долженъ завезти по дорогѣ Аню.

Еще чуть свѣтало, когда они верхомъ спѣшили на сѣверъ, по вьющейся среди лѣса дорогѣ.

Кехергесъ, которому хотѣлось какъ можно скорѣе уйти отсюда, поѣхалъ по степямъ и лѣсамъ кратчайшей дорогой, неудобной, мало посѣщаемой. Онъ ошибся въ разсчетѣ.

Кто изъ парней не остался-бы охотно наединѣ возможно долго съ такой дѣвушкой, какъ Аня, въ лѣсу, среди молчаливыхъ лиственницъ. Глаза ея такъ игриво блестѣли, губы часто и весело смѣялись, голосъ раздавался какъ серебристый колокольчикъ и такъ хорошо волновалъ сердце собесѣдника; при всемъ этомъ, гдѣ найдешь дѣвушку, съ которой было-бы такъ мало хлопотъ, какъ съ Аней? На ночь она помогала ему разгребать яму въ снѣгу, разсѣдлывала коня и опускала его въ степь. Съ нею Кехергесъ скоро забылъ, что ему нужно было спѣшить домой и все чаще и дольше засматривался на черные глаза своей спутницы. Она не стыдилась и не боялась страстныхъ взглядовъ парня; встрѣчала ихъ то смѣло и чистосердечно, то выжидающе опускала ресницы, бѣлѣвшія отъ осѣвшаго на нихъ инея. Хорошо имъ было ночью, вдвоемъ около огня. Они знали, что никого съ ними нѣтъ, кромѣ лѣса. Надъ ихъ головами висѣли обсыпанныя снѣгомъ вѣтви — точно выросшія изъ темноты. Когда Аня запѣвала пѣсню, тихая тайга, очнувшись, то смѣялась, то грустно плакала. Въ такія минута Кехергесъ забывалъ объ отцѣ, о домѣ, о всемъ Божьемъ мірѣ и, очарованный, сидѣлъ неподвижно, пока дѣвушка не скажетъ:

— Ну, Пенёкъ, раздѣвайся, пора спать.

Хорошо имъ было лежать на мягкой медвѣжьей шкурѣ, прижавшись, слушая шопотъ 15) блиставшихъ на небѣ звѣздъ и взоромъ слѣдить за переливающимися на небѣ волнами сполоховъ 16), легкими, неуловимыми какъ тѣни, прелестными, непостоянными, какъ сама любовь.

Не удивительно послѣ этого, что своей кратчайшей дорогой Кехергесъ ѣхалъ дольше, чѣмъ если-бы онъ ѣхалъ дальнимъ путемъ, и что, наконецъ, онъ принужденъ былъ почать то стегно мяса, которое Тарасъ послалъ въ подарокъ его отцу.

— Поживи у меня нѣсколько дней, говорила Аня парню, принимая его въ своей юртѣ. — Поживешь? упрашивала — заглядывая ему въ лицо. — Время худое, конь отдохнетъ.

Кехергесъ молчалъ и думалъ о съѣденномъ мясѣ, но остался, такъ какъ радъ былъ оттянуть день расправы.

По цѣлымъ днямъ лежалъ онъ растянувшись и слушалъ жалобы старой Матрены на судьбу, или баловался съ дѣтьми, пока и это не надоѣдало ему.

Цѣлыми днями Ани не бывало дома, она возвращалась только вечеромъ, встрѣчаемая громкими возгласами ребятъ и веселымъ лаемъ собакъ.

Никогда не возвращалась она съ пустыми руками; то корзину съ рыбой несла она, то зайца, то десятокъ куропатокъ, и лучшій кусокъ всегда отдавала Кехергесу.

— Ахъ, Пенёкъ, Пенёкъ! хоть-бы ты дровъ нарубилъ для камина, говорила она шутливо.

Кехергесъ почесывалъ подбородокъ, отвѣчая неяснымъ бормотаньемъ, но время проводилъ попрежнему: лежа на лавкѣ въ ожиданіи вечера и возвращенія Ани.

Дѣвушка приносила съ собой веселье, шутки и пѣсни; а когда всѣ укладывались спать — поцѣлуи и ласки, въ тѣни развѣшанныхъ сѣтей, на постели изъ мягкихъ шкуръ. Когда имъ становилось душно въ тѣсной юртѣ, они убѣгали далеко въ поле, въ лѣсъ, прячась отъ крикливой толпы ребятъ.

— Утони! утони, Пенёкъ! говорила Аня, толкая его въ снѣжный сугробъ, — тогда ужъ навѣрное отецъ тебя выпоретъ.