Якутскіе Разсказы. - страница 3
Горе тому околодку, гдѣ промелькнула его тѣнь: однимъ выстрѣломъ онъ убиваетъ по 50-ти, по 100 штукъ скота. Ужасно южное оружіе, особенно когда имъ владѣетъ дьяволъ.
Въ тотъ вечеръ, однако, я не встрѣтилъ ни одного изъ этихъ лѣсныхъ обитателей.
Не увидалъ я и «шайтана» — высохшаго трупа тунгуса. Когда-то ихъ часто здѣсь находили и отъ нихъ лѣсъ получилъ свое названіе. Сидѣли они обыкновенно гдѣ нибудь подъ деревомъ или подъ обрывомъ, высохшіе, мелкіе, уродливые, глядя на востокъ орбитами выклеванныхъ птицами глазъ. На колѣняхъ они держали деревянный лукъ или винтовку, у ногъ ихъ лежалъ топоръ со сломаннымъ топорищемъ, а у пояса, отдѣланнаго серебромъ и бусами, висѣлъ въ ножнахъ тоже изломанный ножъ. Оружіе ломалось съ тою цѣлью, чтобы умершій не могъ вредить живымъ. Сбоку лежали разбросанныя кости оленей, упряжь и небольшія тунгузкія сани. Никто никогда не осмѣливается присвоить себѣ что-либо изъ этихъ, довольно цѣнныхъ здѣсь вещей. Дерзкому грозитъ страшная кара: цѣлые дни блуждаетъ онъ, пока не возвратится на то самое мѣсто и не отдастъ присвоенное. Упорно возвращается онъ десятки, даже сотни разъ и все не можетъ выйти изъ заколдованнаго круга, пока не возстановитъ права разгнѣваннаго обладателя и не ублажитъ его дарами. Небезопасно дотрогиваться даже до какой-нибудь вещи, принадлежащей умершему: это можетъ вызвать «пургу», мятель, по меньшей мѣрѣ сильный вѣтеръ. Хотя доброжелательные туземцы совѣтовали мнѣ избѣгать встрѣчи съ «шайтаномъ», такъ какъ онъ шутить не любитъ, — со страху можно умереть на мѣстѣ, но я очень жалѣлъ въ тотъ вечеръ, что не повидался съ нимъ. За такое грѣшное желаніе я получилъ впослѣдствіи суровый урокъ.
Сумракъ сгустился, послѣдніе отблески зари уже угасли, когда измученный и оборванный, выбрался я, наконецъ, изъ зарослей «Шайтанъ-тумула». На небѣ царила ночь, мерцая милліардами звѣздъ.
Выйдя на открытое мѣсто, я увидѣлъ, что попалъ не туда, куда намѣревался, а тутъ еще, какъ на зло, бѣлый туманъ, повисшій надъ долиной, падалъ непроницаемой завѣсой передъ моимъ любопытнымъ взоромъ. Я могъ любоваться только игрою луннаго сіянія.
Видъ былъ въ самомъ дѣлѣ прекрасный хотя нѣсколько дикій и суровый. Клубы бѣлаго пара наполняли почти всю долину до самыхъ краевъ лѣса, верхушки котораго выглядывали изъ-за прозрачнаго покрова черныя, голыя, неподвижныя. Надъ ними тихо скользила луна. На минуту она заглянула въ глубь долины, расторгла заслонявшую ее воздушную преграду и обнаживши грудь спящаго подъ ней озера, коснулась его своимъ сребристымъ поцѣлуемъ.
Долго стоялъ я, всматриваясь и вслушиваясь. Глубокая тишина, покой, всегда господствующіе въ здѣшнихъ лѣсахъ, сознаніе, что на десятки верстъ вокругъ нѣтъ никого, кромѣ меня, въ этой пустынѣ, — пробудили тревогу и тоску въ душѣ. Чтобы разсѣять ихъ, я двинулся дальше. Время было подумать о возвращеніи, но это была не легкая задача: продираясь сквозь Шайтанъ-тумулъ, я потерялъ всякое понятіе о направленіи, по которому долженъ былъ возвращаться.
Наконецъ, я напалъ на какую-то маленькую тропку и рѣшилъ идти по ней, надѣясь, что она доведетъ меня до жилья. Сдѣлавши нѣсколько шаговъ, я убѣдился, что шелъ не тропой, а однимъ изъ слѣдовъ, оставленныхъ водой или вытоптанныхъ звѣрями. Чтобы оріентироваться, надо было вернуться къ тому мѣсту, гдѣ я передъ этимъ останавливался, такъ какъ только оттуда я могъ болѣе или менѣе опредѣлить дорогу черезъ лѣсъ на прямикъ, — но мѣсто это исчезло: ночь убрала его новыми тѣнями, мгла затянула его серебристой паутиной. Около часа ходилъ я, ища напрасно. Дѣйствительность исчезла, вмѣсто нея передо мной вставали фантастическіе лѣсные призраки.
Я зналъ людей, заблудившихся въ тайгѣ, которыхъ находили блѣдными, исхудалыми отъ страха предъ этими призраками, и возвращали ихъ домой полныхъ тревоги и безумія въ глазахъ! Несчастные блуждаютъ иной разъ вблизи своихъ домовъ, не видя ихъ, плачутъ и воютъ какъ звѣри, не будучи въ состояніи распознать странъ свѣта среди бѣлаго дня. По выздоровленіи, они утверждаютъ, что видѣли дьявола. Одна изъ причинъ такого состоянія, — это измученность вслѣдствіе вынужденной, напрасной, но напряженной ходьбы. Я сѣлъ на упавшее дерево, рѣшившись дождаться разсвѣта.