Яма - страница 11
А тут какая-то малознакомая придурочная малолетка…
– Это ты ко мне сейчас обращаешься?
Крутанув бейсболку козырьком назад, спустился к подножью лестницы. Приперев мини-Кузнецову спиной к застывшей толпе, глянул с высоты своего роста. Она ему и до подбородка не доставала, а все равно голову закинула и нагло смотрела прямо в глаза.
Все знали, Град умел действовать агрессивно и жестоко. Зная, чего от него ожидают, научился поступать согласно выбранному макету поведения, хотя часто ничего вообще не ощущал.
Вот только сейчас он не пытался на ходу воссоздать эмоции, которых от него ждут.
Слова девчонки его задели.
Он на самом деле разозлился.
Ощущения… Ощущения… Ощущения… Их так много. Внутрь него словно закинули гранату. Каркас грудной клетки выдержал, а внутренности – нет. Все разлетелось. Горячими пульсирующими ошметками ударилось о стены, отскочило и по инерции обратно вернулось.
Сердце яростно носилось по грудной клетке – то вниз, то вверх, и вперед по ребрам. Фонило по всему телу – стучало в висках, гудело по венам.
– Град, Град, Град… – доносился со стороны приглушенный голос Карпа.
Не сразу услышал. В голове стояли туман, гул и шум, как после тяжелой наркоты. Зрение поплыло. И дышать приходилось, словно сквозь фильтры респиратора.
Сергею никогда не доводилось справляться со своим гневом. Он знал, что должен это сделать, а как – не понимал.
От толпы отделилась Руслана и уперлась ладонью в его напряженное плечо.
– Тормозни, Град, – он и не подумал сдвинуться. – Ника не хотела сказать ничего плохого. Иногда она просто забывает фильтровать свои эмоции, – на последней фразе предупреждающе глянула на сестру.
– Не нужно говорить за меня, Руся, – с ледяным спокойствием отозвалась малая и гадко усмехнулась. Но Градскому почему-то сразу легче дышать стало. Пока она не добавила следующее: – Я не к нему обращалась. Но говорила о нем.
– Ника, замолчи ты уже…
– То есть? – выдохнул он. – Ты же понимаешь, что это неуважительно?
В мыслях непрошено возник облик матери. Она выразилась бы подобным образом, но не Град.
«Нашел, что сказать…»
И вообще, не в его натуре спорить с девками. Хотя и они обычно его не провоцируют. А тут будто сглазил кто – сначала Смирнова, теперь еще эта выскочка…
– А ты, что, обиделся? Отлично. Чем я могу помочь? – ехидно повторила недавние слова Сергея Доминика. – Стреляться будем? Или, может, драться?
Осознал только, когда ощутил, как свирепо сжимаются его челюсти. Не искрошил бы зубы.
– Раз ты предоставляешь выбор мне, – тянул время, думая, как бы не свалиться к жалким угрозам и пошлым обещаниям. – Слушай сюда, маленький злобный гном: следующая пятница, парк возле универа, после четвертой пары. Один на один.
«Пустой и холодный…»
«Пустой и холодный…»
«Пустой и холодный…»
«Пустой…»
«Холодный…»
«Пустой…»
Ее мерзкий мелодичный голос засел у него в голове. Шел на повторе. Бесконечное количество кругов.
Она, конечно же, попала в яблочко. Шах и мат. Градский, и правда, был пустым, холодным и безмятежным. Всегда. И не сказать, чтобы это его хоть как-то раньше волновало.
А сегодня, когда Кузнецова прилюдно бросила эти заскорузлые слова ему прямо в лицо, вдруг взволновало. Словно эта мелкая сорвала с него какую-то внешнюю защитную оболочку. Оставила корчиться и извиваться под гнетом этих обвинений.
Серега раньше не понимал, когда кто-то нервничал или психовал. Сейчас же у него самого разыгралось в груди какое-то муторное тошнотворное чувство тревоги. Что-то там внутри монотонно гудело и ныло.
Градский не понимал, как и почему это случилось. Столько лет видел гнев отца и не ощущал его. А тут совершенно чужой человек… Он ее чувствовал. Каждую ее эмоцию.
«Возможно, все дело в ней…»
«Может, она действует так на всех…»
Секс с рыжей на некоторое время притупил внутренний нервный зуд. Но голова, как была тяжелой, так и осталась. Приходилось надеяться, что все-таки перебрал с алкоголем. На трезвую должно полегчать.
Уже дома, после ледяного душа, открыл настежь окна и сел за письменный стол. Со двора доносился лай собак и монотонное пение сверчков. Стрелки часов двигались и двигались, а Град безостановочно царапал старенькую тетрадь своим размашистым почерком.