Янка Купала - страница 10

Боровцы встречали обычно. Ясь никак не мог тут прижиться. Он с первого взгляда невзлюбил и эту древнюю, как мир, хату со сползшей набок стрехой, с кривом л окошками на дорогу; и эту огорожу возле нее — штакетины через одну, гнилые — вот-вот повалятся стойки столбы. Стороной обходит радость вдовью хату — чужую, недосмотренную...

Мать поздоровалась и молчит. Яся подмывает рассказать, где он был, похвалиться, что, может, скоро напечатают в газете его стихотворение. Но речь он заводит о другом:

— Лето побуду с вами, помогу, а там...

— Сынок, сынок, — вздыхает мать. — И дался тебе этот легкий хлеб...

«Легкий хлеб» звучит в ее устах как осуждение, как упрек Ясю в несерьезности, даже, может, ветрености, вряд ли позволительной в его возрасте. Ее тревожит, ее пугает ненадежность этого хлеба — то ли дело земля-кормилица, потому и щемит-заходится сердце от боли: «Сынок, сынок...»

Доминик Луцевич, отец, любил повторять: «Хуже нет, чем догонять и ждать». Ясь не догонял — ждал и мучительную напряженность этого ожидания тщательно скрывал от матери, от сестер: не было, считал, никакой нужды обременять их своей душевной тревогой, сомнениями.

И он уже который день подряд только и старался показать, что его, кроме хозяйства, ничего не занимает. А на самом деле занимало — и днем и ночью...

...Ясь проснулся в холодном поту. В хате было еще темно. Неутомимо тикали ходики. Мать и сестры спали — с полатей доносилось их ровное, спокойное посапывание. А он уже так и не смог уснуть До раннего в мае рассвета. И чтоб как-то скоротать остаток ночи, стал припоминать, что же снилось ему до того, как некто в черном с головы до пят навалился на него, схватил за горло, принялся душить. В мозгу хаотически всплывали, горяча воображение, странные обрывочные картины: лица и фигуры, когда-то им виденные, голоса, когда-то им слышанные, строки, когда-то им читанные.

— ...Quo vadis?! Камо грядеши ^>9, голь перекатная, парий?..

— В «Северо-Западный край»! — звучит в Ясе его же собственный голос. Только он, Ясь, вовсе не голь перекатная, не парий. Он — патриций! На нем праздничная, торжественная тога. А туника! Легкая, воздушная материя волной спадает с его левого плеча, правой рукой он поддерживает вторую половину белой волны. Патриций! А действительно, почему человек должен быть рабом? Даже если он им родился, разве нет у него иной судьбы, кроме невольничьей?..

— Ты не родился рабом! — слышит Ясь необыкновенной силы голос. Сколько в нем горечи, боли, муки! Да это же Конрад ^>10, вдруг узнает Ясь, и вот уже его голос сливается воедино с голосом Конрада:

Внимай, природа, мне! Внимай, о боже правый!

Вот песня, вот певец, достойный вашей славы.

Я — мастер!

Я — мастер, я протягиваю длани!

На небеса кладу протянутые длани,

И, как гармоники стеклянные круги,

То звонко песнь поющие, то глухо,

Вращаю звезды силой духа.

И бурей звуков ночь наполнилась вокруг:

Я создал звуки те, я знаю каждый звук.

Я множу их, делю и снова сочетаю,

В аккорды, в радуги я сонмы их сплетаю,

Рождаю молнии движением руки...

Моя любовь не так, как на цветке пчела, —

Не на одном почила человеке,

Но все народы обняла

От прошлых дней доныне и вовеки.

И не столетье, не одну семью, —

Весь мир я принял в грудь мою,

Как море принимает реки.

Люблю народ, как муж, любовник, друг, отец...

Одно с моей страной дано мне бытие.

Мне имя — Миллион. За миллионы

Несу страдание свое.

Как сын глядит безумным оком,

Когда отца ведут на эшафст,

Так я гляжу на мой народ,

Ношу его в себе, как носит мать свой плод... ^>11

...Конрад подает Ясю руку — прощается, уходит. Его громадная фигура шагнула к звездам.

— Я теперь знаю, что и как мне писать!.. — успевает Ясь крикнуть в спину Конраду и видит... Он видит себя перед окованной дверью. Войди попробуй! Дом Дворжица. Полукружья, а промеж ними — пики, острые пики. Наткнешься на такую — сердце кровью стечет!.. А серпы — каждый готов тебя срезать под корень. Серпы?.. .Месяцы-молодики! Видишь, они светло всходят перед тобой — на счастье. И в их призрачном свете полукружья сходятся, сжимаются в бутоны, чтобы тут же — на глазах — раскрыться. Раскрылись! И там, где были пики, тычинки неведомых ему цветов. Протягивай руку, рви. Не цветы ли это купальские?..