Ярость - страница 10
– Добрый день, папа, – с запинкой выговорил он.
Он воистину был уродливым маленьким недоразумением, подумал Шаса, и откуда у него взялось все это – астма и заикание?
– Привет, Гаррик.
Шаса никогда не называл его «сынок», «мой мальчик» или «приятель», как двух других. Для него он всегда был просто Гаррик. Шаса легонько потрепал его по макушке. Ему и в голову не пришло обнять этого ребенка, маленького бедолагу, который до сих пор мочился в постель в свои десять лет.
Шаса с облегчением повернулся навстречу дочери:
– Иди сюда, мой ангел, иди к своему папочке!
Девочка бросилась в его объятия и восторженно взвизгнула, когда он подбросил ее высоко в воздух, а потом обхватила его шею обеими руками и осыпала лицо теплыми влажными поцелуями.
– Чем сейчас хочет заняться мой ангел? – спросил Шаса, не опуская ее на землю.
– Хочу катася! – заявила Изабелла. На ней уже были новенькие бриджи для верховой езды.
– Значит, катася, – согласился Шаса.
Когда Тара бранила его за то, что он поощряет шепелявость дочери, он протестовал:
– Да она же еще совсем малышка!
– Она расчетливая маленький лисичка, которая отлично знает, как обвести тебя вокруг ее пальчика, а ты позволяешь ей это делать!
Шаса посадил дочь себе на плечи, и она уселась верхом ему на шею, вцепившись в волосы отца, чтобы не упасть, и стала подпрыгивать, напевая:
– Я люблю папочку!
– Вперед, все вместе! – приказал Шаса. – Прокатимся перед ужином.
Шон был уже слишком взрослым, чтобы держать отца за руку, но он ревниво шел рядом с ним справа, почти вплотную; Майкл пристроился слева, без малейшего смущения ухватив руку Шасы, а Гаррик тащился в пяти шагах позади и обожающе смотрел на отца.
– Я сегодня первый по арифметике, папа, – негромко сказал Гаррик, но сквозь общий смех и крики Шаса его не услышал.
Конюхи уже оседлали лошадей, потому что вечерняя прогулка была семейным ритуалом. Шаса, зайдя в седельную, сменил городские туфли на старые, отлично начищенные верховые сапоги, а потом посадил Изабеллу на спину ее пухлого маленького пегого шетландского пони. Затем вскочил в седло своего жеребца и взял у конюха поводья лошадки Изабеллы.
– Эскадрон, вперед! Рысью марш!
Он скомандовал по-военному и выбросил руку вперед и вверх – жест, который всегда вызывал у Изабеллы восторженный визг, – и они с грохотом вылетели со двора конюшни.
Они сделали обычный круг по имению, останавливаясь поболтать со всеми чернокожими бригадирами, каких встречали, обмениваясь веселыми приветствиями с группами рабочих, что возвращались домой с виноградников. Шон обсуждал с отцом урожай вполне по-взрослому, сидя в седле прямо и важно, пока не вмешалась Изабелла, почувствовав себя забытой, и Шаса тут же наклонился к ней, уважительно слушая, что она собиралась ему сказать.
Мальчики, как всегда, завершили прогулку бешеным галопом через поле для гольфа и вверх по холму к конюшне. Шон, скакавший как кентавр, намного обогнал остальных; Майкл был слишком мягок, чтобы пользоваться хлыстом, а Гаррик и вовсе неловко подскакивал в седле. Несмотря на все уроки Шасы, он сидел отвратительно, его ступни и локти торчали в стороны под странными углами.
«Скачет как мешок с картошкой», – с раздражением подумал Шаса, следуя за сыновьями размеренным шагом, приноравливаясь к ходу дородного пони Изабеллы, которого вел в поводу. Шаса, будучи игроком в поло международного класса, воспринимал неуклюжую посадку среднего сына как личное оскорбление.
Когда всадники вернулись, Тара на кухне присматривала за последними приготовлениями к ужину. Подняв голову, она небрежно поприветствовала Шасу:
– Хороший был день?
На ней были ужасные брюки из выцветшей синей джинсовой ткани, которые Шаса терпеть не мог. Ему нравилась женственность.
– Неплохой, – ответил он, стараясь освободиться от Изабеллы, все еще висевшей на его шее. Наконец он снял дочь и передал няне.
– За ужином будут двенадцать человек. – Тара снова повернулась к повару-малайцу, почтительно стоявшему рядом.
– Двенадцать? – резко переспросил Шаса.
– Я в последний момент пригласила Бродхерстов.
– О боже! – простонал Шаса.
– Для разнообразия мне захотелось, чтобы кто-то завел за столом по-настоящему увлекательную беседу, а не только о лошадях, охоте и бизнесе.