Язык птиц - страница 13
А нелепая речь сладкоречья не знает.
В измышленьях твоих — несуразицы след,
Все слова твои — чушь, словоблудье и бред.
Себялюбец, наполненный вздором чванливым,
Ты достоин презренья в зазнайстве кичливом.
590 Хоть зерцалом и речью кичишься ты вздорно,
А на деле вся речь твоя сплошь смехотворна.[80]
Вот зажег бы в душе яркий свет вместо зла,
То душа бы и впрямь как зерцало была!
Ну а то, что тебе быть при шахах уместно,
Все слова эти — ложь, их нелепость известна!
То не шахский закон — пренебречь своей целью
И в блудливых речах предаваться безделью.
Недостойный позор — измышленья твои,
Отговорки и вздор — все реченья твои! ,
595 Заблужденья и грех — вот в чем суть и основа,
До тебя не доходит разумное слово.
Если ты и очнешься, поняв заблужденье,
Не поможет тебе покаянное рвенье.
За грехи ты претерпишь стократный позор
И за речи — беды необъятной позор.
Твое злато поддельно, и речь твоя лжива,
Ну а чванство твое — для шайтана пожива.
ПРИТЧА
Жил невежда один, он бродил по базарам,
Притворяясь подвижником немощно-старым.
600 Брел он Хызром под ветхим зеленым покровом,
Ну а сам был, как вешняя зелень, здоровым.[81]
Но умея личину смиренья надеть,
Добывал себе в лавках он блага и снедь.
Прибегал он к коварным и подлым уловкам
И скрывал лицемерие в нищенстве ловком.
То словами униженной лести он клянчил,
То слезами обиженной чести он клянчил.
То он россказни плел о степенстве своем,
То морочил людей, похваляясь умом.
605 Ловко действуя сказкой, стократно пропетой,
Разживался он пищею или монетой.
Сам хитрил ли, терпел ли чужие нападки,
Все, что нужно, всегда собирал он в достатке.
Ежечасно он бангом бывал охмурен,
И мечты его были — что путаный сон.[82]
Как-то раз ему встретился старец-подвижник,
Много странствий свершивший — и дальних и ближних.
Так уж вышло: увидев, что старцу подвластно,
Понял он, сколь его злая доля несчастна.
610 Старец молвил: «А ну, покажи свой мешок,
Погляжу я, чем за день разжиться ты смог!»
Тот завязки мешка отпустил посвободней,
Глядь, а там—лишь отрава, дары преисподней,
Смотрит — там лишь дерьмо, нечистоты навалом, —
Как былинка, он вспыхнул огнем небывалым.
А старик взял в ладони земли из-под ног,
Бросил в торбу: возьми, мол, — тебе приберег.
Нищий смотрит: не прах там, а золото в слитках,
Драгоценные камни и жемчуг на нитках.
615 Нечестивец дивится — мол, что за причина?
Ну а старец исчез уже — нет и помина!
Что за польза — губить себя делом срамным,
А потом волю дать покаяньям дурным!
Ты, крича о своем благородстве хваленом,
Помни, что приключилось с бродягой «зеленым»!
ОТГОВОРКА ПАВЛИНА
А потом речь была начата и Павлином:
«К-эй, ты признан меж нас вожаком-властелином.
Дан в садах и дворцах мне удел несравненный,
Яркость перьев моих — изумленье вселенной.
620 Облик мой цветникам украшенье дает,
Пышный вид мой усладу для зренья дает.
Там, где я, сад и осенью радостен взглядам,
А леса и зимою покажутся садом.
Красота моя блеском красна небывалым,
С Искандеровым только сравнится зерцалом.[83]
Ярче всех оперение дал мне господь,
Да и блеска — не менее дал мне гбсподь.
Кто моею красою хоть раз восхитится,
Совершенством творенья тотчас восхитится.
625 Всех творец наделил разной долей по праву:
Одному дал он мед, а другому — отраву.
И в той доле, что дал тебе в милость творец,
Все послал, что бы в ней ни случилось, творец.
Одному бог судил быть от века любимым,
А другому — шайтаном быть, злым нелюдимом.
И пытаться уйти от дарованной доли, —
Значит, тешиться небылью, мучась в неволе».
ОТВЕТ УДОДА ПАВЛИНУ
И Удод, отвечая на выкрик павлиний,
Молвил: «Слушай, невежда, объятый гордыней,
630 О себе говорил ты немало пред нами, —
Целый сказ о Меджнуне, побитом камнями.[84]
Даже людям красою хвалиться не след:
Кто кичится — в том свойств человеческих нет.
Красота — в добром деле, в деянии смелом,
Мужу дарится слава страдою и делом.
Живописца тогда лишь в умельцах мы числим,
Если, глядя на облик, он следует мыслям.
Ты вот обликом хвалишься, спесью надут,
Только крикни об этом — тебя засмеют.
635 Красоваться смешно, в этом мало почета,
От гордыни еще не бывало почета».
ПРИТЧА
Жил индус, и не ведал он большей отрады,