Язык птиц - страница 19
День и ночь средь развалин томился, бездельник.
Вырыть клад одержим был он мыслью упрямой
И упорно выкапывал яму за ямой.
И когда он изведал немало уж бед,
Случай вывел его на желаемый след.
890 Дверь видна ему стала в проеме разъятом,
А за нею — проход к богатейшим палатам.
Видит: сорок сосудов — казна Феридуна,
Да какое! — несметные клады Каруна [90]
Был несчастный беспамятством сразу объят,
И туда вдруг пришел некий мерзостный гад.
И узрел он пришельца в том логове жутком,
И казну, от которой простишься с рассудком.
И блеснул над безумцем кинжал изувера,
И окрасились кровью и клад, и пещера.
895 Был мечтой его жизни запрятанный клад,
Только все обернулось ему невпопад.
ОТГОВОРКА ГУМАЮНА
Речь повел Гумаюн — блеском лучший из лучших.
«Эй, — сказал он, — великий наставник заблудших!
Сан высокий мой столько обрел благодати,
Что под сенью моею — престол благодати.
Сени крыльев моих столько счастья дал бог,
Что под нею стать шахом и нищий бы смог.[91]
Знать, где шах ваш неведомый, мне ли пристало?
Изнурять себя бедами мне ли пристало?
900 Лучше в небо взлечу я сверкающим взмахом,
Пусть дают мои крылья пристанище шахам!»
ОТВЕТ УДОДА
«К-эй, — промолвил Удод, — что за глупые бредни,
Будто все это плел здесь безумец последний.
Твоему неразумию нет и предела,
Прикрываешься ложью ты очень умело.
То, что крылья твои дарят шахам приют, —
Эту веру тебе заблужденья дают.
И в историях шахов, что ныне известны,
Есть ли вести об этом? — Они неизвестны!
905 Разве шахская доля дана им тобою,
Хоть подобный почет и желаем тобою?!
Небылицею ложной ты тешишь себя,
Мыслью самой ничтожной ты тешишь себя.
Даже если бы правдой твой бред оказался
И в тебе хоть бы знак тех примет оказался,
Шахской властью людей награждает всесущий,
А тебе эта милость не стала присущей!
Как и псам, тебе служит поживою кость,
Эко диво — мусолить паршивую кость!
910 Знай, о пленник, погрязший у вздора в неволе,
Ты достоин такой отвратительной доли!»
ПРИТЧА
На Персидском заливе добытчики сворой,
Жаждя в море разжиться добычею скорой,
Платят пять или десять дирхемов — по чину,
Чтобы бедный ныряльщик кидался в пучину[92]
И, стократ погибая, с зари допоздна
Доставал бы им жемчуг бесценный со дна.
А в жемчужнице — тысячной россыпью зерна
Или только одно, но, размером отборно,
915 Блещет, словно корона, — таков уж обычай:
Нанимателю все это будет добычей.
Все купец отберет, отбирать он горазд,
А пловцу только пару монеток и даст.
Тот хоть что-то берет, а тебе :— что досталось?
Только костью, как пес, и насытишься малость.
А умен — что ж тянуться к пустым разговорам,
Все слова твои сплошь переполнены вздором.
ОТГОВОРКА СЕЛЕЗНЯ
«К-эй, избранник, — явил тут и Селезень норов, —
Мне дарована жизнь среди водных просторов.
920 А без них я страдаю, печалюсь и трушу,
Словно рыба, что брошена силой на сушу.
Ну а раз жизнь в воде уготована мне,
Непорочности благо даровано мне.
Чистота и безгрешность даны мне водою,
И великих похвал я поэтому стою.
Миг единый пробуду с водою в разлуке —
Сотни раз претерплю несказанные муки.
На волнах и молитву творить я привык,
В водном зеркале виден желанный мне лик.
925 Лишь в воде мне дорога к заветным стремленьям
Путь иной для меня был бы злым заблужденьем».
ОТВЕТ УДОДА
«Тешишь ты себя, — молвил Удод, — ерундою,
Будто дочиста ум твой промыло водою.
Ты твердишь, что свой коврик ты стелешь на воду, —
Даже сыч не грешил этой глупостью сроду.[93]
И о том, что безгрешен ты, вслух не болтай,
Что из грязной воды выйдешь сух, — не болтай.
Если чист ты, зачем же нырять то и дело,
День-деньской на реке полоскать свое тело?
930 Если сеешь в душе своей зерна порока,
Как ни мойся, а все пропадает без прока.
Не достоинство это, а стыд и позор,
Много мылся, а чистым не стал до сих пор.
Если муж ты, то вот тебе море свершений,
Окунись в него смело и стань совершенней».
ПРИТЧА
Жил купец в Индустане с завидной сноровкой —
На морях промышлял он торговлею ловкой.
Вкус торговли познав и деньгу заработав,
Погрузился он в море корыстных расчетов.
935 И ни разу не мешкал он долго нигде,
Лишь закончит торговлю и — в путь по воде.
Он годами ходил вот в такие походы
И считал, что на море не страшны невзгоды.