Язык звериных образов - страница 6
.
Среди персонажей скифского звериного стиля можно встретить и животных, как бы объединяющих разные зоны мироздания. Такие существа, называемые медиаторами, фигурируют во многих мифологиях древности. Они присущи схеме мирового древа, ствол которого мыслился пе только как ось мира, по и как путь, по которому можно перемещаться из одного мира в другой, а связь между ними представлялась необходимой и для богов, и для людей. В скифской мифологии роль посредника-медиатора играл, в частности, кабан>{10}. Кабан подходил для этой роли, поскольку его природа виделась двойственной: с одной стороны, это копытное животное, с другой же — плотоядный зверь, в этом смысле родственный хищникам. Поэтому неудивительно, что древнее сознание отвело ему роль посредника между нижней и средней зонами мироздания.
Один из наиболее наглядных примеров воплощения схемы мирового древа в вещах — уже упоминавшиеся скифские навершия, состоящие из бубенца с фигуркой животного на вершине и втулки (реже — черешка), при помощи которой навершие крепилось на древке. Наглядно выражающие идею вертикальной структуры мироздания, древки с такими навершиями применялись в тех ритуалах, в которых эта структура играла важную роль. Эти предметы были увенчаны изображениями либо существ, связанных с верхним миром (птиц или грифонов), либо же копытных животных, которые могли обозначать и мировое древо в целом>{11}. При этом мы никогда не встретим на навершиях хищного зверя — даже в обычных для скифского звериного стиля сценах терзания нападает здесь исключительно грифон, существо хоть и хищное, но крылатое, а значит, и не чуждое верхнему миру.
Той же идее подчинено размещение изображений и на других предметах. Так, на нижнем конце ножен меча мы всегда видим хищника, а на навершии его рукояти — голову или когти птицы; на нижнем конце ручки зеркала также обычен хищный зверь, а на верхнем — копытный>{12}.
Зоны Вселенной мыслились не только расположенными друг над другом по вертикали, но и спроецированными на горизонтальную плоскость. Эта идея также воплощалась в изобразительных памятниках. Интересный пример этого — изображение свернувшегося в кольцо хищника, широко распространенное в скифском зверином стиле. При такой композиции фигура зверя как бы окружает середину предмета, сама же составляет его периферию — зону, по представлениям разных народов древности, тождественную вселенскому низу>{13}. Таким образом, бляха, оформленная в виде фигуры свернувшегося хищника, была одновременно и утилитарным предметом, и своего рода лаконичной космограммой.
Итак, в скифском зверином стиле посредством зооморфных образов выражались определенные идеологические представления, т. е. образ зверя выступал как элемент кода — знак, обладающий определенным значением. При таком подходе к древнему искусству, широко распространенном в наше время, это искусство можно представить как своего рода язык, а его произведения изучать как тексты, составленные на этом языке. Это применимо и к скифскому звериному стилю, что, собственно, и определило название книги.
Однако трактуя скифское искусство как язык, необходимо различать два уровня исследования этого феномена — две функции, присущие в нем образу зверя. С одной стороны, как уже говорилось, по отношению к стоящим за ним идеологическим представлениям образ зверя выступает как знак, как средство выражения идеи; с другой же — этот образ создавался при помощи более или менее условных изобразительных приемов, отчего признаки изображения можно рассматривать как знаки по отношению к самому понятию зверя. Едва ли имеет смысл рассуждать о том, какая из двух сторон важнее; в данной книге будет освещаться именно вторая — рассматривающая в качестве содержания собственно образ зверя.
Рассуждения о роли признаков изображения как знаков по отношению к образу животного можно найти в первой главе книги. Пока же заметим, что сами по себе формальные особенности произведений искусства — интересный предмет исследования, несмотря на кажущуюся его сухость по сравнению с мифологией и ее отражением в искусстве. Какие признаки считались значимыми, существенными в той или иной изобразительной традиции, как она складывается, как происходят контакты между разными традициями, каковы закономерности восприятия чужого художественного языка — все эти вопросы можно решать, и не обращаясь к содержательной стороне изображений.