Юродивый Гавриил (Ургебадзе), преподобноисповедник - страница 24
И еще: отец Гавриил также только раз в день принимал пищу — сухари и воду — «от сумерек до сумерек».
Это были годы полного умерщвления страстей в жизни отца Гавриила. Плоть должна была стать дружественным попутчиком души на пути служения Богу, приближения к Богу и единства с Ним.
В годы этого высокого служения отец Гавриил скрыто от людей носил тяжелые вериги на теле. Засыпал он или на низком стуле, или в своей келье–церкви, или в упомянутой яме, похожей на могилу. Часто, почти постоянно, как мы знаем от его сестер, слышался его плач или причитания, с чем мать отца Гавриила никак не могла свыкнуться и очень скорбела об этом.
Жизнь отца Гавриила в условиях советской власти была чрезвычайно трудной. Его постоянно вызывали в силовые ведомства в надежде взять его на испуг и заставить покориться.
Однажды, было и так, настоятеля Светицховели архимандрита Парфения (Апциаури) за свою проповедь вызвали в Тбилисский отдел службы безопасности. И вот именно в те дни этот добрый и благодатный священник встретил отца Гавриила. Отец Парфений с печальным видом сообщил ему свою историю, он даже выглядел немного испуганным, на что отец Гавриил сказал:
— Не печальтесь, батюшка, мне постоянно приходится ходить туда, но вот ничего со мной не случилось.
Это было сказано с напускной легкостью, для подбадривания отца Парфения, в действительности же дело обстояло совсем по–другому. Мы знаем от сестер отца Гавриила, что несколько раз после такого «посещения» отец Гавриил возвращался домой страшно избитый. Были случаи, когда его так избивали, что он не мог двигаться и членам его семьи звонили:
— Приходите и заберите вашего священника.
Приходила мать, измученная несчастьем сына, сама, наоборот, благодарила, и на нанятой машине или с помощью близких увозила сына домой.
С этого времени отец Гавриил начинает такую жизнь, которая была весьма болезненной для него. Он в глазах многих людей должен был выглядеть душевнобольным. Он внешне, для видимости, отказался от своих любимых, установившихся жизненных правил, но внутренне всегда оставался почитателем, служителем этих правил. Ему пришлось взамен уединения — быть среди людей и взвалить на себя шум и суету сего мира; взамен безмолвствования — громко проповедовать на улицах; ему, скромному и застенчивому человеку, — дерзко и под видом придурковатого человека развязно поступать и разглагольствовать на рынках и в разных общественных местах. Если он до сих пор строго воздерживался от вина, то теперь выпивал в присутствии людей и на виду у всех и прикидывался пьяницей и развязным человеком.
Святитель Иоанн Златоуст говорит: «Труднее всего вступить на путь героизма, дальнейший труд намного легче».
Юродство, создание образа глупца перед людьми и вправду требует удивительного героизма, а начало этого героизма — великую духовную силу и облагодатствованный разум. Здесь нельзя допустить ошибки, так как, действуя ошибочно, личность предстает глупцом не только перед людьми, но и перед Христом. Человек, служение которого лишено истинной духовной силы, навлекает на себя кару за большую, безбожную дерзость, а это — полная погибель для души.
Юродство — это служение, которое мощнейшим образом склоняет человека к отсечению всякого земного конформизма, к полному смирению и прохождению своего земного бытия только перед Богом. Никогда влечение души не должно прилагаться к тем воспринимаемым как глупость деяниям, которые этот служитель умышленно совершает перед людьми, но только к подвигу — совершаемого ради образа этого служения, ради блага собственной души, ради ближнего…
Для ясности этих слов вспомним три различных по содержанию случая из жизни отца Гавриила.
Однажды отец Гавриил стоял перед своей кельей и смотрел сверху на свой монастырь. В руке он держал полную бутылку вина и стакан. По двору ходили несколько человек, которые пришли для осмотра монастыря или посещения святого места. Отец Гавриил наливал жидкость из бутылки в стакан, притом так, чтобы они видели, и, громко провозглашая тост, поступал таким образом, чтобы его приняли за пьяного, и ради этого до конца выпивал стакан.