Юта - страница 10
- Немцы едут! - По-мальчишески ломкий голос прозвенел, как внезапный выстрел.
На какое-то время деревня оцепенела: звуки гитары замерли, разговоры умолкли, даже лошади и коровы насторожились, и лишь безмятежные дымки продолжали струиться над избами и улетать в безоблачное небо.
Люди особенно остро, до боли в сердце, почувствовали: на них надвигается что-то чужое и зловещее. Ещё вчера это «что-то» посылало на их дома и на них самих смертоносные снаряды, но оно было от них далеко, а теперь рядом - вот уже отчётливо слышен незнакомо высокий рёв машин… Как поведёт себя это «что-то», когда встретишься с ним лицом к лицу?..
Из-за поворота выметнулось облако пыли, его словно выпустили из огромного пульверизатора. Резко пахнуло бензином. Облако толкнулось в придорожные кусты, завертелось, заклубилось, и вдруг на дороге появились сначала приземистая легковая автомашина, потом один за другим несколько тупорылых ядовито-зелёных грузовиков.
Не доезжая площади, машина на миг остановилась - немцы, вероятно, заметили беженцев, - затем рванулась вперёд и подкатила к клубу.
Молоденький немец в чёрном плаще, картинным жестом распахнув дверцу, помог вылезти из лимузина грузному офицеру.
Из грузовиков, гремя о борта подковами массивных ботинок, посыпались на землю грязно-серые фигуры солдат с автоматами.
Грузный офицер рывком снял фуражку и, обтерев белым платком лобастую голову, огляделся. По его толстым губам пробежала кривая усмешка. Он что-то сказал молоденькому немцу, и они оба засмеялись - один неестественно громко, другой заливчатым тенорком. Офицер оборвал смех неожиданно, а тенорок, не успев сразу выключиться, ещё заливался какое-то время, пока лобастый не крякнул сердито; и то- гда молоденький немец сконфуженно замолчал, поперхнулся, и из его глотки вырвалось что-то похожее на козлиное блеяние.
Юте стало смешно: она прыснула, но сразу же осеклась, почувствовав, как рука Тани дёрнула её за платье.
Офицер стрельнул злыми глазами в Юту и, изобразив на холёном лице нечто вроде улыбки, заговорил:
- Советские колхозники на собрании… - У него был почти чистый русский выговор. - О, собрание за чашкой чая! - Офицер разразился гогочущим смехом. - Мы вам не помешали? - Он снова загоготал. - Молчание - знак согласия, как говорят русские. В таком случае, приготовьте и мне чай, лейтенант, - обратился лобастый к молоденькому немцу, повторив приказ по-немецки.
Лейтенант крикнул что-то солдатам, и те, с минуту поговорив между собой, скопом кинулись на крыльцо и принялись колотить ботинками в дверь клуба.
Пока солдаты выламывали дверь, вытаскивали на улицу столик и скамейку, а лейтенант доставал из машины кульки, бутылки, банки и раскладывал их на столе, лобастый дымил сигаретой и скользил отсутствующим взглядом по беженцам. Вот он заметил цыганские кибитки, на какой-то момент в глазах его вспыхнуло оживление, но быстро потухло. Он скучно продекламировал: «Цыганы шумною толпой по Бессарабии кочуют…» Потом лениво опустился на скамейку, медленно налил в стакан водки, повертел стакан в руке, как бы размышляя, пить или не пить, и вдруг, резко запрокинув голову, одним духом опорожнил его.
Поморщившись и зычно, на всю площадь, крякнув, офицер воскликнул:
- Вот как! - и положил что-то себе в рот.
Юте показалось, что он подмигнул ей. Совсем он был не страшен, этот толстый, смешной немецкий офицер. Вот только солдаты зачем-то дверь выломали, когда можно было и не ломать, а найти ключ и отпереть её; если бы не солдаты, всё было бы почти как в театре. И, когда охмелевший офицер вдруг самодовольно спросил: «Вы знаете, кто я есть?» - и стал рассказывать, кто он, Юте показалось, что лобастый выдумывает, притворяется, играет комедию.
- Перед вами барон Зимлер! - Отдельные слова он выкрикивал, стуча при этом кулаком по столу. - Моего отца все знали в Петербурге. Он владел большой фабрикой. Я родился и жил в Петербурге. Эта фабрика стала бы моей, но её отняли у меня. Кон-фис-ко-вали!.. И прогнали меня в Эстонию. А потом и оттуда… А я пью с вами. Вот какой я добрый?..
Зимлер снова наполнил стакан водкой и внезапно повысил голос: