Ювелир. Драконья Игра - страница 71

Премьер нервно повел плечами и пожалел, что не захватил с собой чего-нибудь теплого: весенние ночи обманчиво ласковы. Вот и теперь — неизвестно почему сделалось зябко. Нужно вернуться в комнату, улечься и попытаться уснуть.

Обернувшись, Кристофер вздрогнул от неожиданности и замер в потоке света. Красота бледного лица в обрамлении чёрных как смоль волос казалась театральной, почти невозможной — и гость его откровенно залюбовался этой контрастной красотой.

Лорд Эдвард часто посещал главу службы ювелиров в рабочем кабинете, но впервые снизошел заглянуть в его личные комнаты. Правитель явился совершенно бесшумно и молча стоял за его спиной, залитый тем же серебряным сиянием: пряди волос струятся, сатиновые лунные блики бесстыдно играют на них; молочно-белая кожа будто светится изнутри. Весенняя луна цветёт и надвигается.

Суверен Ледума не посчитал нужным обозначить своего августейшего присутствия. И только едва уловимое движение воздуха, легкий холодок, подобно слабому электрическому разряду пробежавший по кончикам пальцев аристократа, выдавал совершившееся перемещение.

Следовало немедленно склониться в глубоком поклоне. Однако, памятуя недавнюю свою нерасторопность и неприязненную реакцию лорда, Кристофер опасался, что подобного приветствия окажется недостаточно, чтобы исправить ситуацию и деликатно сгладить углы. А Кристофер был признанный мастер сглаживать углы.

Второй раз испытывать терпение лорда, и без того весьма короткое, аристократу совершенно не хотелось. А потому он решился немного нарушить регламент и простерся перед вошедшим в земном поклоне, по всем правилам складывая руки. Таким образом принято было выражать сожаление и просьбу даровать возможность исправить ошибки.

Это был традиционный поклон, соединённый с извинениями.

Так полагалось приветствовать лорда простолюдинам, если тем когда-нибудь доведётся попасться ему на пути. Такого ритуала потребовал лорд Октавиан Второй Севир от всех остальных правителей городов на приближающейся церемонии, где он должен вступить в права верховного лорда.

Так пресмыкается змея, не имея возможности когда-нибудь подняться с земли.

Это было уже не формальное приветствие — преклонение слабого перед сильным, демонстрация высшей, абсолютной степени покорности. И Кристофер в полной мере прочувствовал унижение этой позы, с благоговением касаясь лбом прохладного пола.

Глава службы ювелиров всегда чутко угадывал настроение лорда, и в этот момент проявить подчёркнутое раболепие показалось как нельзя более уместным. Кристофер опасался какой-нибудь внезапной сцены, новой вспышки гнева. В характере правителя с тревогой замечал он не только раздражительность и властолюбие, но и изрядную долю мстительности. Стоило однажды вызвать неудовольствие лорда, и вернуть обратно его расположение было практически невозможно, хоть и жизненно необходимо. О, как боялся он досадить своему божеству, потерять его переменчивую привязанность! В сердце своём возвел он тайный культ. В сердце, полном преданности и почти религиозного экстаза.

Однако, кумир его молчал. Кристофер был знатоком этикета и совершенно точно знал, что лорд удерживает его в позе покорности дольше, чем следует. Гораздо дольше, чем того предписывал устав. Ему уже следовало либо принять предложенный знак раскаяния, либо отказать, если тяжесть содеянного велика, и одних только извинений, даже самых почтительных, недостаточно.

Но правитель молчал! а неловкость и острота ситуации нарастали. И премьеру как будто слышалось — или только казалось — смутное дыхание стоящего над ним.

Утомившись от волнительного ожидания, Кристофер перестал отсчитывать про себя время и как будто даже привык к такому положению тела. Долго сохранять напряжение было физически невозможно: когда оно достигло апогея, когда растворилось вместе с последними осколками гордости, аристократ утонул в собственном смирении.

— Довольно.

Захлебнувшись этим голосом, он выпрямил наконец спину и с благодарностью принял протянутую лордом руку. А надо сказать, лорд нечасто подавал руку для поцелуя, и это, несомненно, можно было расценивать как знак его милости. И Кристофер очень надеялся, что повелитель Ледума действительно смягчился.