За чертой времени - страница 8
— Фазылов? — раздалось из темноты.
Фазылов вздрогнул, но, узнав голос взводного, вскочил на ноги. Сразу оживился: командир, ему можно знать, что душа подсказывает. Правда, больно молодой, но учился, выучился — стало быть, калган варит.
— А-а-а, лейтенант. Ходи на меня.
— Младший лейтенант, — поправил Вилов. — Где Лосев?
— Все равна — лейтенант. Война длинная — будешь капитан. Там сидит. Злой как собака.
— Ну что — все тихо?
— Никто не шумел. Сам шумел.
— Как?
— Душа говорит. Болит здесь. — Фазылов приложил ладонь к груди и зашептал торопливо, еще больше коверкая русскую речь: — Думает Фазылов. Башка работает…
Они подались на несколько шагов в сторону, у куста остановились. Ракеты стали реже вспыхивать. Изредка немцы дадут пулеметную очередь, и опять только трезвон кузнечиков.
Непривычно было для Матвея видеть Фазылова подавленным. Еще два дня назад, после обкатки роты танками, в лесочке на перекуре, возле Фазылова вились солдаты. А он, веселя солдат, рассказывал небылицы, и все катились со смеху.
— Крепко думал Фахри Насриев: как написать, что гуси и утки были скушаны. Много скушали. Думал-думал и стал писать: «Акыт, восьмого марта люди кушали вино, только вино. Гуси и утки смотрели праздник, просунули головы худой забор. Шел по аулу злой собака Махмут. И в порядке живой очереди начал отрывать башка глупый птица. Поскольку именно утка без башка не бывает, списать одиннадцать уток вместе с гусями. Председатель колхоза Фахри Насриев. Завхоз Насыри Фахриев».
Сейчас же Фазылов был угрюм. Вилов спросил:
— Ты чего?
— Война конец — айда, лейтенант, Сталинабад. Жениться будем. Тебе девушку найду — нежный абрикос, прямо из нашего аула. Убьет Фазылова шайтан-немец — один ходи Таджикистан. Возьми адрес, лейтенант. Родной человек будешь в моем ауле. Пиши, пиши!
— Что ты, паря? Не убьют! Как взвод без такого солдата? Кто будет смешить? Пропадем. Откуда ты взял?
— Это верно. Хороший, больно хороший взвод попался Фазылову. Все равна пиши. Сердце болит: кончал шайтан Фазылова. Пуля дурной.
— Вот чудак!.. Ну давай!
Фазылов нашел в нагрудном кармане бумажку, на которой кем-то был написан его домашний адрес, и сунул Вилову.
— Рахмат-спасибо, лейтенант. Иди, Акрамку гляди. Спать любит больно. Я буду фрица ждать. Лось устал, бедный. Лось не смотри: хорошо слушает ночь. Сейчас мне надо у пулемета дежурить.
— Иди.
Матвею и самому не хотелось подходить к Лосеву. Земляк наотрез отказался заменить свою берданку на автомат. Вилов выстроил взвод и, приказав Лосеву выйти на пять шагов, начал:
— Не будем устраивать говорильню… Хотя он и мой земляк, скажу так: Лосев не думает об укреплении мощи Красной Армии. Единоличник нашелся! Кто знает, чего у него на уме?
— Ты, паря, лейтенант… младший, возомнил! Уж извини-подвинься. А насчет ума — у себя пошарь. — Лосеву стойка «смирно» явно не подходила: сутулый, с большой головой, покатыми плечами и длинными руками, он исподлобья глядел, насупив мохнатые рыжие брови с волосинками, загнутыми на глаза. Глубокие морщины, пропахавшие его щеки от ноздрей до краев рта, подрагивали. — Ухарь…— выдохнул он и замолчал.
— Молчать, Лосев! — сорвался Вилов. — По нашим условиям обеспеченности только разить и разить фрицев без передышки. Приказываю — сдать винтовку старшине!
Лосев не шевельнулся, только пальцы, сжимавшие берданку, побелели в суставах, туже охватывая ствол. Но Лосев разжал их, когда Гриценко кивнул Маслию, и тот взялся за винтовку.
В тот день Лосев не пошел на занятия, заболел, и ротный санинструктор Вера подтвердила, что у солдата жар и нервная сыпь на руках. Матвей, докладывая старшему лейтенанту Северову, сказал, что «не может быть того», но комроты ответил:
— Я обязан верить младшему сержанту Самойленковой.
Сейчас, проверяя посты, Матвей вспомнил все это с досадой на себя: с Лосевым у него что-то сорвалось! «Ухарь», — стояло в ушах.
…Тихо, только короткие сонные очереди да изжелта-бледный отсвет немецких ракет. Где-то здесь должен быть Давлетшин, татарин, со странным именем Акрам.
Матвея остановил приглушенный, с хрипотцой, оклик: