За далью непогоды - страница 7

Однако, и народ шибко хлопал, и председатель, и все как в кино было. Нганасаны разглядывали орден и Ленина на нем. И сказал кто-то, что Ленин похож на самого Вантуляку. Вантуляку разгладил морщины на вощеном лице, согласился. Так, однако, похож.

Добрая весть в тундре обгоняет самую быструю нарту, и оленя, и собаку, и птицу.

Лучшие охотники Севера приезжали поздравить Вантуляку и пили его водку. Были чукчи — чау-чу — богатые оленями, братья долганы и братья якуты, слетались эвенки верхом на оленях, и улыбчивые юкагиры были — одулы, люди, упавшие с неба, — и всем был открыт чум Вантуляку, и на всех языках звучало в его честь барахсан-слово. Барахсан значит — хорошо! И слава о Вантуляку гуляла до самого моря.

Однако, думал тогда Константин, хмельной с радости, если бы всех гостей посадить в сани, получился бы огромный аргиш — караван, какими осенью кочуют по тундре аборигены. И первая упряжка была бы уже в тайге, а последняя еще стояла бы в его стойбище…

— Сделай что-нибудь, Вантуляку, — просили все друзья, все гости.

Тут пришел меньший сын Вантуляку, сказал:

— Отец, у тебя родился внук, сын сына твоего.

— Пусть будет он Ленин, — гордо решил Вантуляку.

И обрадовались, и засомневались за скорым застольем: все-таки… Ленин. Пошли к председателю. Тот послал к курносой учителке из самой Москвы.

— Вот если бы девочка родилась, — отчего-то краснея, щебетала та, — хорошо бы назвать ее Леной, Леночкой… Красиво, правда?

— Да, правда, правда!

— А мальчика лучше назвать Володей, Владимиром, как и Ленина… Ведь он же Владимир Ильич!..

Вместе со счастливым отцом и дедом (а неизвестно еще, кто из них был счастливее) она пошла смотреть крепыша, и над люлькой все называла его:

— Вова, красавчик, Вовочка, Вова!..

Ох, как он разорался тогда, и откуда мочь взялась.

— Однако, слышит, — сказал Вантуляку весело.

И с того часа маленький Токко стал известен полуночной тундре как Вова Токко.

…Он подошел к костру, слегка запыхавшийся, и ждал приглашения деда.

— Что стоишь, Вова! Земной шар совсем теплый стал, больше не хочет ждать. Садись, чай пить будем. Греться будем. Дорога, однако, шибко длинная…

И из этой говорки старика Вова понял, что какою бы ни была привезенная им весть, Вантуляку назад не вернется.

Юнец заметно повеселел.

Разговор Вантуляку и Вова Токко, поначалу спокойный и неспешный, носил характер, узаконенный для подобных встреч обычаем и традициями племени Севера, Всего только на день позже покинул Вова родное стойбище, а не забыл и рассказал первым делом о добром здоровье и заботах сородичей. Странным было показалось старику, что внук ни от кого не передавал привета, но из этого же выходило и другое, а то именно, что внук Токко не рассчитывал встретиться с ним.

— Начюпте ждет тебя, — сказал Токко, и это были дорогие слова для старика.

Вантуляку молча кивнул, посасывая трубочку, сам продолжал слушать и думать. Судьба, однако, милостива к нему: из-за встречи с Токко разлука с домом оказалась на день короче. Это хорошо.

Говорили о предстоящей охоте, о суровой, видимо, вьюжной зиме. Сполохи в эту осень редко озаряли небо. Оно хмурилось даже днем, когда бы светить еще да светить солнцу — не иначе как все к дождям, а потом и к метелям. Бывали случаи, когда внезапные снежные бураны, а то и с градом, заставали оленьи табуны далеко от тайги, в гладкой, как лысина Спиридона, тундре, и много оленей гибло тогда зря.

От внука Вантуляку знал, что по Аниве идет лед с Вачуг-озера. «Однако!..» — покачал он головой и подивился тому, что сам не слышал шуги. Но загадки не было: старик выбрал ночевку в излучине и поднялся высоко на берег. Конечно, шуга принесла с собой холод озера, но Вантуляку так угрелся в своем мешке из оленьих шкур, что холод ему был нипочем. И то, старым костям много тепла надо, — вздохнул Вантуляку. И с горечью хватившего лиха человека он подумал, как много стало у него забот к старости. И почему не наоборот все?!

Но вот уже и чай был выпит ими, и молодой Токко искурил свою трубочку, пора бы, кажется, и отчаливать, но оба собеседника почему-то не чувствовали в себе той легкости и решимости, с какой нганасан отправляется в путь.