За далью непогоды - страница 6

Осенью, ископытив сотни, тысячи километров луговых пастбищ, стада повернут назад, в тайгу, и опять вечным ориентиром им будет хребет Комогу-моу. У подножия Комогу-моу — хранителя заветных дум, в кустах тальника, затаив дыхание и всем телом своим, пристывшим к земле, чувствуя волнующую тяжесть жарких, сбитых в лавину тел, и вздрагивая от нахрапистого горлового свиста и бешеного перестука копыт, должен сидеть он, Константин Вантуляку, старейший из рода нганасан.

Он пощадит только вожака, чтобы путь его был спокоен, беспределен и вечен.

…Между тем нежданный гость с запахом стойбища Вачуг-озера и походкой молодого оленя уже подходил к костру. Шел он торопливо, легко, — да ведь и сам Вантуляку легко ходил в молодые годы, однако, осторожнее, а этот ломился через кусты напролом, без хитрости и утайки. Но, может, и в том была хитрость, чтобы предупредить старика о своем появлении?.. Если так, Вантуляку мог бы сказать, что к огню подойдет сейчас…

И, невидимый, но уже узнанный, не успел еще гость подать голос, сказать обычное в тундре слово привета и выйти из сумерек на костер, как Вантуляку нестрого произнес:

— Иди ко мне, Вова Токко!

Это был его внук, уже и забыто, который по счету, но любимый — от меньшего сына.

Малой водой полнятся большие реки. Но так и все в мире и в жизни человека — слагается большое из малого. Не трудно было постичь этот закон старому Касенду Вантуляку, а трудно было думать, что ожидает его народ на дороге Времени.

Необозримая суровая тундра, край которой не был виден нганасану даже с вершины горы Комогу-моу, как будто бы оставалась прежней, такой, какой знали ее деды и прадеды Вантуляку, — однако многое уже изменилось здесь, в полуночной земле, с приходом сюда неутомимых лёса советы.

Разве не странно, не удивительно то, что молодые тугуты, еще и не ступавшие на священные склоны Комогу-моу, уже видели мир дальше, чем их древние родичи?! Они уже слышали песни других народов, уже иная высота, иная даль манила юнцов далеко за обжитые пределы, и если старый Касенду Вантуляку не ошибался в своих предчувствиях, то, значит, близился срок, когда молодые начнут покидать отцовские гнезда. Что ждет их там, впереди?!

Птица, срывающаяся с гнезда, может набраться сил в полете, а может и обломать крылья… И не так бы печалила Вантуляку эта дума, если бы знал он, что дети вернутся назад и земля его предков не будет забыта гордыми сыновьями, один из которых, тот, что подходил сейчас к его ночному костру, уверен ли в обратной дороге?..

Все в этом мире имело для Вантуляку смысл, свое, может быть, и скрытое до поры, предназначение. Появление пятнадцатилетнего внука Вова Токко не столько удивило старика, сколько обрадовало, — так, во всяком случае, должно было казаться юнцу. Юркий, широкий в кости, в ладной узорчатой парке[5], непомерно длинноногий (бабы говорили, акушерка шибко долго тянула его за ноги и вытянула вот), он отвлек Вантуляку с тропы мрака на тропу радостных дум. Да и не хотелось Вантуляку вспоминать, как приходил в его чум председатель, говорил хмуро, перебивая дорогу:

— Вантуляку, сиди здесь. День сиди, другой сиди. Погода будет, вертолет будет, полетишь сразу на Няму, на Комогу-моу, на Дудыпту полетишь. Зачем ходить? Старый ходить, один ходить, далеко ходить — плохо ходить.

Однако, маленько не стало уважения старикам. Худо деды учили, совсем худо.

Вот пятнадцать-то годков назад все иначе было.

Тогда председатель народ собрал, контора курит, дым один, гнуса нет.

Председатель говорит:

— Кто у нас лучший охотник?

— Вантуляку! — сказал народ.

— Однако, правильно, — подтвердил председатель. — Кто больше всех соболя взял?

— Вантуляку! — сказал народ.

— Так, однако, — снова согласился председатель. — А кто больше всех оленя взял, песца взял, зайца, однако, не считаю?..

— Вантуляку! — опять сказал народ.

И согласился председатель с народом, засмеялся весело, потом развернул газету и прочитал в ней Указ о награждении нганасана Константина Вантуляку за шибко большие заслуги в добыче пушнины орденом Ленина.

Еще встал человек, большой лёса начальник, в парке из гладкой черной материи, приколол Вантуляку на грудь орден, отдал ему пустую коробочку, красивую, за которую и соболя дать не жалко, руку пожал Вантуляку, стал в ладоши хлопать.