За гранью времени. Курская дуга - страница 6
Но никакой засады он не слышал. Тишина была гнетущей. Фрицы из-за снегопада даже бомбить перестали и долбить артиллерией. Ветер усилился, сильней качая разлапистые древесные ветви, острые снежинки царапали Везденецкому покрасневшие щёки.
Сверился с ХКМ — только километр прошел, но казалось, что десять. "Скорее бы чертов лес кончился" — подумал он, аккуратно переступая через крохотный ручеек, и заметив, как вода покраснела от чьей-то крови.
Оп-па.
Теперь стоило быть ещё осторожней. Шагать с пятки на носок, настолько бесшумно, насколько это возможно. Кого-то определенно завалили. Получалось, в лесу работала немчура.
Сквозь гул ветра послышалась длинная автоматная очередь, быстрая такая: "тр-р-р-р-р", и закончилась эхом. Везденецкий тут же залег у ближайшего холма. Не ППШ, но пистолет-пулемёт, современный, судя по скорострельности.
Этого ещё не хватало.
— Быстро! Быстро давай! — кто-то во весь голос кричал на немецком.
— Не торопи меня, Фридрих! — злобно огрызнулся второй. — Мы в одном звании, и ты мне не командир!
Вот идиоты. Не, явно не диверсанты "Мёртвой головы". Дилетанты. Спорят, шумят, раскрывают позицию, думая, что если кого-то убили, значит в лесу больше не осталось врагов. Надо бы их обойти….
— Ал-я-я-я-р-м! — вскрикнул немец.
Затрещали автоматные очереди, послышалась грязная немецкая ругань, из вершины холма выбило фонтанчики земли. Прогремели ружейные выстрелы, прогремела трель ППШ, которую тяжело с чем-то спутать.
— Зараза, — прошипел Везденецкий, намереваясь рысцой броситься прочь.
Советский рядовой возник на вершине холма, перекатился через неё и залёг, рыча сквозь стиснутые зубы, держась за окровавленное плечо. Стрельба не стихала. Рядовой, превозмогая страх и боль, схватился за рукоятку трофейного МП, и палил по фрицам.
— Держитесь, братцы! — приговаривал он сквозь стиснутые зубы, и, матерясь от боли, сменил магазин.
Ну не мог, не мог Везденецкий бросить ребят умирать. Понятно было, что группа пацанят набрела на немчуру, да еще и вооруженную по последнему слову техники.
Везденецкий крикнул:
— Свои, не стреляй!
Рядовой с перепугу взял Везденецкого на мушку, блеснул испуганными глазами, будто загнанный зверь.
— Кто такой?! Що тут делаешь?!
— Я помогу! — Везденецкий примирительно поднял руки. — Я был у тебя за спиной, и мог давно тебя прихлопнуть!
— Подсоби, хлопец! Подсоби! Один не сдюжу! — рядовой снова стал долбить по немцам. — Эти фрицы чудные! Их пули не берут!
Везденецкий лег рядом. Увидел шесть немцев на дне высохшего озера, через которое протекал ручей, перекрытый телом убитого разведчика. Немцы были действительно, как рядовой выразился, "чудные". Одетые в безликую военную форму чёрного цвета, в брониках с разгрузкой, и с пистолетами-пулемётами МП-50. В народе МП-50 называли "шилками", как зенитную установку, потому что таким оружием вполне можно сбить вертолёт.
Фрицы из будущего, мать его. Причем смертники. ХКМ ни у кого не было, а без этой машинки назад в будущее не вернуться. Поэтому радар их не засёк. Видать, пришли помогать диверсанту.
АШ это вам не ППШ. Ни ППШ, ни МП броню немчуры не брали. У них ещё и сверхпрочные шлемы были, как у китайских спецназовцев, полностью закрытые, с тяжелой защитной маской. Везденецкий своими глазами увидел, как советский боец пальнул фрицу в лоб из винтовки, так пуля с визгом срикошетила в землю. Голова фрица дернулась, он вскинул руки и упал, уронив оружие. Пробития-то не было, но инерции пули хватило, чтобы сломать врагу шею.
Везденецкий тоже подключился к перестрелке. Одного немца срезал длинной очередью, отдачей ударило в плечо. Бронебойные патроны АШ без труда брали и шлемы, и бронелисты. Прострелил навылет; в метре от фрица вздыбились фонтанчики грязи.
Ответочка прилетела сразу — тр-р-р-р! Только успевай голову прятать, пока над макушкой пронзительно свистят пули и кора деревьев взрывается щепками. Плечо Везденецкого вспыхнуло жгучей болью, но он понял, что пуля прошла по касательной.
Советы огрызались очередями, и, благодаря АШ, ход боя переломился. Последнего противника Везденецкий добил одиночным выстрелом голову, и всё стихло. Никто пока не рисковал шуметь или высовываться, но рядовой ворвался в воцарившуюся тишину: