За огнями маяков - страница 25

Тропа вдоль сада вывела к качающемуся подвесному мосту через глубокий, похожий на трещину, овраг. На ветхом деревянном настиле, держащемся на цепях и стальных канатах, страшно было раскачиваться. На склонах уфимского междуречья не счесть таких оврагов и таких трещин. В одном из них, на южном склоне тоже, мальчишки соорудили трамплин, зимой с него прыгают и, дребезжа лыжами, докатываются чуть не до самой реки. На показательные выступления как-то приезжал сюда рекордсмен страны Константин Кудряшов. На прекрасных лыжах, в красной шапочке с кисточкой он едва не пел в полете и, казалось, вот-вот долетит до Белой. «Маломощный, — отозвался он о самодельном ребячьем трамплине. — Здесь можно соорудить лучший в стране, есть для этого природные условия». «Когда-нибудь соорудим», — отвечали ему уфимские лыжники, не шибко, правда, веря в такое чудо.

— Олег, — позвала Леночка, держа Саню с одной стороны, — прочитай стихи, ну, которые ты читал тогда, на подвесном мосту, помнишь?

— А можно не те?

— Можно и не те, — Леночка удивленно на него посмотрела.

Держа Саню с другой стороны, он задумался. И взялся свободной рукой за перила. И стал негромко читать:

Леночка глядела издали, глаза блестели, о чем-то она думала. Саня тоже молча взирал на Олега и не лез с вопросами: чем-то нравился ему этот дядя.

— Есенин? — она спросила.

— Да.

— А я нашла его. И читала. И здорово, и всяко у него…

Помолчали: каждый думал о чем-то.

— Ну, кажется, пора возвращаться, далеко ушли… — Олег нарушил молчание.

— Да, да, — взглянув на часы, подтвердила Леночка. — Но это уже другие, — заметила, когда шли, держа Саню с обеих сторон.

— Да, другие, — он кивнул. И молчал. Думал о предстоящей картине с участием талантливого артиста Кадочникова, о приоткрытой им тайне военной разведки. И спрашивал Саню: знает ли он, что такое разведка, и сам рассказывал о ней, что знал.

Дни бывают ветреные, дождливые, туманные, морозные, ясные. Память же чаще удерживает в себе одни только погожие дни — по ним и вспоминается прошлое, под них и выстраиваются минувшие события… Утром Олег почувствовал прикосновение к лицу солнечного луча и открыл глаза. На лежащих на тумбочке Гошиных часах было ровно семь. Встал, заправил койку, натянул трико, майку-полурукавку, спортивные тапочки. Захватил скакалку и, не скрипнув и не топнув, тихо вышел в коридор. Надо было на стадион «Локомотив», там собиралась команда для пробежки и упражнений. Там ожидал их старый, с точки зрения ребят, лет уже тридцати пяти, боксер довоенной еще поры с серебряным за прошлые спортивные заслуги, жетоном на пиджаке, веселый. Говорливый Владимир Андреевич, раненный в руку и ногу, был участником Великой Отечественной войны.

— Опоздал, ну, опоздал! — встретил и еще одного бойца, Юру Карпова. Затем еще одного, Гену Закирова. Мало-помалу собрались все вдесятером. И пошли вокруг стадиона, побежали. Владимир Андреевич, шутя и заразительно смеясь, считал крути. Собранная со всей Уфы команда, руководимая этим бывалым человеком, ощущала себя единым коллективом.

Дни расписаны по часам и минутам. Утренняя трусца до стадиона, на нем пять-шесть кругов крепкого бега, пуш-пуш, бой с «тенью», скакалка. И опять легкая трусца по переулкам — в парк Луначарского, на взвешиванье. Соревнования в летнем театре. Собрались команды бойцов Приволжской зоны России. Предстоят бои.

Говорят, спорт формирует человека, организует его работу и отдых. Вот, после свершенного по часам и минутам утреннего ритуала Олегу и предстоят теоретические занятия и консультации. После обеда должна быть самостоятельная работа. А какая самостоятельная, когда начинаются такие соревнования!..

В парке народ, гремит музыка. Билеты проданы, театр заполнен. Непоместившаяся молодежь собирается кучками, бродит по дорожкам, выспрашивает у счастливчиков контрамарки. В зрительном зале полумрак, тихий говор и шелест. Свет только на сцене, где установлен ринг. Вот музыка смолкла, раздался по репродуктору голос судьи-информатора: