Забайкальцы. Книга 3 - страница 16
— Да кто ж их знает. — Настороженный таким вопросом, Савва Саввич оглянулся на Христофора, тот молчал, уставившись глазами в пол, молчали и остальные гости.
Иннокентий обвел их испытующим взглядом, тонкие губы его съежились в насмешливой улыбке.
— Ну! Чего притихли? Боитесь своих посельщиков-большевиков прогневить или жалко вам этих бандитов?
— Э-э, Кеша, зря ты… слова такие, — поморщился Савва Саввич, досадуя в душе на сына, что заговорил он про такие дела совсем некстати, да еще при народе, при бабах.
— А еще казаками называетесь, — не унимался Иннокентий, — в дружину записались…
Савва Саввич краснел, теребя бороду, не зная, что и сказать сыну. Выручила старика Макаровна, вошедшая в этот момент в горницу и что-то шепнувшая ему на ухо.
— Хорошо, Макаровна, правильно. — Савва Саввич повеселел, заговорил в полный голос. — Господа, любущие гости, давайте кончать разговоры наши. Поговорили, послушали служивых, спасибо им, что объяснили нам, как там и что. А теперь угостим их хорошенько, ну и сами, значит, тово… выпьем за их здоровье, закусим чем бог послал.
Гости, не меньше Саввы Саввича обрадованные такой переменой, сразу оживились, загомонили, задвигали стульями, бабы принялись накрывать на стол, неприятный разговор замяли.
Гульба затянулась далеко за полночь. А на следующее утро гости вновь собрались к Савве Саввичу, и попойка возобновилась. А когда порядком подвыпили и закусили, над столом поднялся Христофор Томилин:
— Господа! — Густой бас его перекрыл шумливый говор. — Теперича ко мне милости просим.
Шум, гам, возгласы:
— Можна-а!
— Пошли-и, браты-ватаманы!
— А от Истифора ко мне пожалуйте!
— Нет уж, сватушка родимый, от Истифора-то до нас рукой подать, так что сначала к нам.
— Э-э, да о чем спорить, к вам дак к вам.
— Пошли-и-и!
И вот уже веселая компания двумя рядами, через всю улицу, с песнями повалила к Христофору.
Запевал Трофим, и едва он окончил запев, как все хором подхватили:
— Молчать! — запрокидывая бородатую голову, рявкнул Кузьма Крюков и даже приостановился, держась рукой за Томилина. — И не желаем никаких товарищей, запевай другую.
— Сват Кузьма, да вить из песни-то слов не выкинешь.
— Не желаю!
— Отстань!
— Да чего спорить-то, запевай, Трофим, другую.
И Трофим переменил запев, начав с середины:
И опять все подхватили:
Иннокентий с Берёзовским шли отдельно, позади всех. Подъесаул пил много в этот день, но держался на ногах крепко и не забывал, зачем они сюда прибыли; об этом он и говорил Иннокентию:
— Слушай, гульба дело хорошее, но мы же не за этим посланы, когда же к делу-то приступим?
— Отставить! Р-разговорчики на левом фланге! — мотал головой порядком охмелевший Иннокентий. — Ты мой гость, понятно?! Пей, гуляй — никаких дел сегодня, понятно?
ГЛАВА VII
Назавтра гулянка возобновилась с раннего обеда, и вечером того же дня, едва стемнело, к Филиппу Рудакову заявился запыхавшийся от быстрой ходьбы Ермоха.
— Беда, Филипп Иваныч… собирайся живее… да сматывайся… куда-нибудь… подальше…
Филипп, зажав в руке унт, который только что стянул с левой ноги, оглянулся на Ермоху:
— Что такое?
— Подожди, дай дух перевести… — Ермоха опустился рядом на скамью, шумно вздохнул. — Рестовать тебя хотят, Кешка Шакалов да этот приезжий офицеришко.
— За что?
— А вот за это самое, за Ивана.
— Господи, твоя воля, — побледневший Филипп уставился глазами на Ермоху, старуха его, перестав расстилать на полу потник, заохала, закрестилась на иконы, невестка их прекратила на кухне мытье посуды, подошла к двери и со слезами на глазах прислушивалась, о чем говорит старик.
— Да ишо молите бога за Настасью нашу Федоровну, она мне все это и растолмачила…
И тут Ермоха рассказал, что еще утром хозяйский сынок Иннокентий, приезжий офицер, а также и Савва Саввич разговаривали про здешних большевиков-красногвардейцев, составляли на них списки. Часть их разговоров подслушивала Настя, при этом она слышала, как Иннокентий сказал: «А за Ваньку Рудакова отца возьмем, нечего с ним церемониться». И еще двоих запомнила Настя: Елизара Демина и Андрея Макарова, остальных не разобрала.