Заблудившийся робот - страница 28
— Так я остаюсь дома? — спросил Тарабам: в голосе его прозвучало сожаление.
Кате стало жаль Тарабама, что он остаётся.
— А вдруг позвонит КАР-ЦОВ... Сейчас нельзя оставлять квартиру пустой,— сказал папа.
— Я думаю, ты прав,— кивнул Тарабам.— Я должен остаться. Но мысленно я буду с вами там — на выставке... и буду готовить вам дома торжественную встречу. А уж вы не подкачайте!
— Постараемся,— сказал папа.— Я о тебе речь скажу.
— А вот это уж совсем лишнее,— смущённо махнул рукой Тарабам.
— Нет, не лишнее, не лишнее! — закричали Катя и Юра.
Перед самым отъездом пришёл Старик-Ключевик: весь сияющий, одет, как всегда, с иголочки, и ключ на его груди горел, как червонное золото, — мне кажется, он специально почистил его зубным порошком.
Мы присели на минуту перед дорогой, а потом отправились на выставку в двух такси: в одном поехали мама с детьми, в другом — Старик-Ключевик, папа и я...
Небо над Москвой было синим и чистым — ни одного облачка, промытый дождём асфальт — ещё мокрый от ночного ливня — сиял, как мне показалось, отражениями космических лучей. По улицам спешили куда-то по-летнему нарядные люди, и настроение у нас становилось всё более приподнятым.
«А что, если они все спешат на нашу выставку!» — подумал я. И как в воду глядел!
Потому что когда мы подъехали к выставочному залу, то увидели длинную очередь, конец которой заворачивал за угол длинного здания. Перед входом все толпились, стремясь поскорее попасть внутрь. Уже начали пускать. Мы с трудом протиснулись сквозь толпу. За дверями нас ждал распорядитель: вид у него был несколько растерянный.
— Опаздываете, опаздываете,— проворчал он,— сейчас начинаем. Вот отсюда вы скажете несколько слов,— шепнул распорядитель, поднявшись на возвышение и подойдя к микрофону.— Звукоаппаратура у нас прекрасная. Говорите, не повышая голоса, а то боксы будут звенеть... но долго говорить не надо. Я думаю, минут пятнадцать вам хватит?
— Вполне,— согласился папа.
Я видел, что он нервничает.
А народ всё прибывал! Фойе быстро наполнялось многоголовыми волнами, гул голосов усиливался. Вскоре огромное фойе оказалось набитым битком.
— Начинаем! — сказал распорядитель и первый шагнул на возвышение.
— Держись, старик! — шепнул я папе.— И ни пуха тебе, ни пера.
— К чёрту! — ответил он глухим голосом и тоже поднялся на эстраду.
Он остановился перед микрофоном и поднял руку. Воцарилась тишина. Внизу, перед самым микрофоном, стояли мама, Катя, Юра, Старик-Ключевик и я. Тесная толпа горячо дышала нам и затылки. Становилось душно.
«Вентиляторы у них, что ли, не работают?» — подумал я.
Папа кашлянул.
— Дорогие товарищи! — сказал он прочувственно-тепло.— Я рад приветствовать вас на моей первой персональной выставке! Работы, которые вы увидите, написаны мной в основном в последнее время. Я старался выразить в них мои размышления об окружающем нас мире. (По фойе прокатился одобрительный шум.) Но много говорить я не буду: я не оратор и не писатель, слова не моя стихия... Моя стихия — живопись, которую вы сейчас увидите. Смотрите, размышляйте, думайте... Буду рад, если картины вам понравятся и подтолкнут вас к раздумьям.— Тут папа на минуту замолчал, опять кашлянул и продолжал: — Хочу только сказать, что в работе над картинами мне помогали, во-первых, моя семья: моя жена и дети, во-вторых, мои друзья. Их портреты вы увидите во втором зале. Среди них вы увидите и портрет робота Тарабама. Должен сказать, что это не простой робот, это чрезвычайно разумное существо. Он тоже мой большой друг. Более того: он соавтор моих самых главных картин!
По фойе пронёсся гул удивления, папа сделал небольшую паузу.
— Ну, вот и всё, что я хотел вам сказать,— улыбнулся он.— А теперь — добро пожаловать!
Папа взмахнул рукой и ловко спрыгнул с эстрады.
Прошелестели аплодисменты.
«Маловато,— подумал я.— Могли бы и ещё похлопать».
Оказавшийся рядом распорядитель протянул папе маленькие ножницы:
— Режьте ленту! Режьте! — шепнул он и подтолкнул папу ко входу на выставку.
Папа перерезал ленточку, отошёл в сторону — и толпа хлынула в залы...
Мы тоже вошли вслед за папой, стараясь держаться вместе. Но народу было столько, что я сразу же потерял своих друзей из виду.