Заброшенная дорога - страница 28
— Олимпиодор запретил? — удивился Маркиан. — Я думал, он более широких взглядов.
— Да нет, сама. Я, говорит, больше не гетера, а переводчица, проводница и кто-то там ещё. Ух как обрадовалась, что вернётся домой в Мероэ! — Фригерид улыбнулся и наполнил свой кубок. — Выпьем, брат! Я не злюсь, я рад за неё. Она хорошая девочка.
— Переводчица и проводница, ну надо же! — Маркиан глотнул пива. — А кто её устроил на эту должность? Воистину, женскому племени благодарность неведома!
— Воистину неведома, брат! — Фригерид залпом осушил кубок.
Вечером выступили в следующий переход. После Араксиса караван сошёл с главного направления на Порфириты и взял южнее. Теперь они наконец-то шли по той самой дороге — заброшенной дороге на каменоломни Клавдия.
За сто лет хамсины засыпали песком древнюю караванную тропу. Направление указывали только каменные вехи-кайрны, что служили здесь вместо милевых столбов, да полузанесённые песком верблюжьи черепа и скелеты. Лошади едва плелись, утопая в девственном сыпучем песке — как и предупреждал Кастор. Второй ночной переход оказался ещё дольше первого.
Когда заря осветила небо над тёмно-лиловой лентой гор, путешественники увидели, что далеко впереди, в просвете широкого суходола — неподвижной песчаной реки — тянется в ясное небо и тает чёрный дымок.
— Что это? — спросил Маркиан, подъезжая к Кастору. — Я про дым. Он из какой-то крепости?
— Похоже… Вот те на, здесь и правда кто-то поселился! — Десятник почмокал, подгоняя свою Малышку.
— Наши софиополиты, — с удовольствием отметил Маркиан. — И в первой же крепости! Повезло нам — не придётся тащиться до самых каменоломен.
Над горами поднималось солнце, тень отступала, дымка рассеивалась, и скоро глазам путешественников предстала вторая крепостца — судя по карте, она называлась Гриэя. Она ничем не отличалась от Араксиса — такой же квадрат с круглыми башнями по углам. Вот только над серединой строения поднимался плотный чёрный дым, а под стенами, как стало видно ближе, раскинулся кочевой табор. Виднелись палатки из шкур, плохо различимые фигурки людей, верблюдов, овец и коз, и ещё — самое удивительное — много воды. Это был не мираж: рассвет ясно отражался в длинной цепочке луж, окаймлённых травяной порослью.
— Оазис, — потрясённо проговорил Кастор. — Здесь такого не было никогда! И быть не может!
— Магия? — спросил Маркиан почти серьёзно. — Ладно, разберёмся. Кастор, что это за кочевники?
— Не знаю, — сказал десятник. — Здесь отродясь никто не жил и не кочевал. Только набегали грабить караваны арабы с Красного моря или блеммии с юга. Но теперь и грабить некого, и… Не знаю, что и думать!
— А ты поменьше думай, — посоветовал Фригерид. — Командуй луки натягивать, эти ребята нас заметили.
Действительно, от табора отделилась группа всадников на верблюдах и поскакала навстречу путешественникам. За передовой группой потянулись остальные, всего несколько десятков наездников. За ними поднялась пыль, заволакивая силуэт крепости, донеслось гиканье и топот.
— Десятка! Луки натянуть! — крикнул Кастор и сам выхватил из-за спины лук, ловко согнул о раму седла, быстрым отработанным движением натянул тетиву. — Теперь вижу — это блеммии. Хорошо, что не арабы. Можем договориться.
Пальмирский дромедарий, III в. [Nicolle & McBride 1991, plate F]
Приближавшиеся диким галопом всадники были черны как смоль, тощи, косматы и безбороды, в одних кожаных набедренниках, с копьями у бедра и простыми камышовыми луками за спиной. Стрелы торчали из всклокоченных шевелюр, густо смазанных для закрепления то ли маслом, то ли грязью. По чьему-то окрику орава остановилась в полутора полётах стрелы от дромедариев. Выехал вперёд и поскакал навстречу путешественникам один-единственный наездник на красивой белой верблюдице. Он был высок и жилист, на месте сосков — шрамы, борода выщипана, чёрное тело покрыто красными извивами татуировок.
— Я его знаю, — с облегчением сказал Кастор, — это Харахен на своей Жемчужине. Десятка, убрать луки!
— Йихаана![39] — проревел блеммийский вождь и лихо осадил верблюдицу, взметя пыль. — Кватибаана?