Заброшенная дорога - страница 3

, я обещаю перед всевидящим Богом… — (Как и посол, он дипломатично не уточнил, кто имеется в виду: Святая Троица или нубийский Мандулис[17]). -…Что дары и выплаты будут поступать в том же размере, что покойному василиску Дагале. Сегодня приглашаю тебя на ужин.

Когда посольство двинулось к выходу, дукс полуобернул голову к Маркиану и Фригериду и прошипел по-латыни:

— Вы, два жеребца! Заткните пасти и придавите щитами стояки! Разве не видите… — повысил голос: — …Что Божии люди почтили нас посещением!

И, невиданное дело, встал с кресла.

Маркиан перевёл удивлённый взгляд на входную арку.

Во двор вступали монахи.

Просители освобождали дорогу с благоговением и страхом. Некоторые падали на колени, хватали и целовали руки тому, кто возглавлял шествие. Но инок даже не останавливался. Он неторопливо шагал к трибуналу, шаркая сандалиями по отполированным плитам известняка, мерно стуча посохом из ююбы.

Он был одет во всё белое, согласно уставу аввы Пахомия. Льняная туника-безрукавка, подпоясанная вервием, волочилась по плитам грязной истрёпанной бахромой. На плечи была накинута милоть — цельная козья шкура мехом наружу. Льняной куколь с пурпурным крестом на лбу был надвинут так низко, что виднелась только косматая черная борода с обильной проседью.

Святой Макарий и херувим. Коптская икона

Монахи, что шествовали следом, выглядели попроще. На вид простые египетские крестьяне в грязных заплатанных безрукавках до колен, но только совсем нестриженые, бородатые, нечёсаные, каждый с перемётной сумой и увесистым посохом, утыканным гвоздями. Все смотрели в пол, чтобы взгляд ненароком не упал на женщину. Все молчали.

Монах в белом вступил под аркаду базилики и остановился у крыльца трибунала. Секундин неторопливо, с достоинством спускался навстречу. Монах поднял голову. Из-под куколя показалось бронзово-смуглое лицо с орлиным носом, и глаза: левый — затянутый бельмом, правый — сверкающий чёрным пламенем.

— Благодать и мир тебе, славный Секундин, во имя господа нашего Иисуса Христа! — Голос монаха полнозвучно отдался эхом от стен и сводов. Он говорил с египетским акцентом, не отличая звонких смычных от глухих[18], но на хорошем греческом. — Я — многогрешный раб Божий Пафнутий из Пелусия, а это мои братья Исидор Большой, Исидор Малый, Пахон, Пиор, Памва, Анубий, Онуфрий, Питирим и Питирион.

— Приветствую тебя, авва Пафнутий, и вас, братья. — Секундин, сойдя с нижней ступени, наклонил голову, и одноглазый благословляюще возложил сухую ладонь на его седину.

— Было ко мне слово Господне в юности моей, — проповеднически возгласил авва. — Было открыто мне, что народ египетский делает неугодное пред очами Господа, и ходит путями отцов своих, и служит идолам, и зверям, и бесам, и поклоняется им. И возревновал я о Господе Иисусе Христе, и подобно пророку Илии, подошёл я к народу и сказал: долго ли вам хромать на оба колена? Если Христос есть Бог, то последуйте Ему; а если Исида, то ей последуйте. И с теми братьями, кто пошёл за мной, я достиг Панополя и изгнал беса из бронзового идола. Затем в селении Исиу мы разрушили капище и выбросили идолов из домов. В Себеннитском номе жрецы носили по деревням деревянного идола; набросились мы на них и били посохами, пока те не приняли веру Христову и не сожгли идола того. В Тмуисе мы сожгли капище, где приносили бесам жертвы, и с ним сожгли заживо верховного жреца и всех идолов его. В Абидосе мы разрушили капище Аполлона с оракулом и четыре других капища и убили тридцать идоловых жрецов, а их детей обратили в святую веру, и видя это, весь народ пал на лице свое и сказал: Христос есть Бог!..[19]

Маркиан снова приклонился к Фригериду. Авва Пафнутий так громогласно вещал на всю базилику, что гвардейцу пришлось спросить почти в полный голос:

— А ничего, что он вот так просто сознаётся в убийствах римских граждан?

Фригерид пожал плечами.

— Это ж Египет. Здесь язычники, евреи и христиане постоянно друг друга режут. Если за такое всех казнить — страна обезлюдеет. Потом, они же монахи.

— И что?

Фригерид покосился на него сочувственно.

— Ты не знаешь египтян, брат. Тут в прежние времена воевали ном с номом, заливали страну кровью, если кто-нибудь дёргал за хвост их священного быка Аписа. А теперь монахи — их новый Апис. Понимаешь? Тронь монаха — так полыхнёт…