Загадочное убийство - страница 5
Я сказал вам, что в этом стихе говорится об Орионе, который прежде писался Urion, и по некоторой колкости, примешанной к нашему спору, я был уверен, что вы этого не забыли. С той минуты сделалось ясным, что вы не могли разлучить мысль об Орионе от мысли о Шантильи. И это я увидел по роду вашей улыбки. Вы думали о башмачнике, как о несчастной жертве. До тех пор вы шли несколько сгорбившись, но с той минуты вы разогнулись и выпрямились. Я был уверен, что вы думали о жалком росте Шантильи. Тут-то я и прервал ваши размышления, говоря, что Шантильи действительно несчастный карлик, и что он был бы гораздо более на своем месте в театре des Varietes.
Несколько времени спустя после этого разговора, мы пробегали вечернее издание Gazette des tribunaux, как вдруг следующий рассказ остановил на себе наше внимание:
«Два убийства, самые загадочные. Сегодня утром, часа в три, жители квартала Сен-Рок проснулись от нескольких ужасных криков. Эти крики, казалось, раздавались из четвертого этажа одного дома в улице Морг (Morgue), где жила госпожа Леспане с дочерью Камиллою. Сбежавшиеся, после многих тщетных усилий заставить отворить себе дверь, открыли ее инструментом, и восемь или десять соседей вошли с двумя жандармами.
В это время крики прекратились; когда же народ теснился в первом этаже, то можно было различить два грубых голоса, которые, казалось, шумно спорили. Голоса эти неслись с самого верху. Когда дошли до второго этажа, то и этот шум прекратился, настала тишина. Соседи рассыпались по разным комнатам. Наконец добрались до большой задней комнаты, в четвертом этаже; она оказалась запертою изнутри, и ключ не был вынут. Пришлось выломать дверь, и тогда представилось такое зрелище, которое и удивило, и привело в ужас всех присутствующих.
Комната была в самом странном беспорядке, мебель была переломана и разбросана. Стояла пустая кровать; тюфяки с нее были сброшены на пол, на средину комнаты. На стуле нашли окровавленную бритву, в камине – три толстые пучка длинных седых волос, видно было, что эти волосы яростно вырваны с корнями. На полу валялись четыре золотые монеты, одна серьга украшенная топазом, три большие серебряные ложки, три маленькие из композиции и два мешка, в которых было около четырех тысяч франков золотом. В углу – комод, с ящиками выдвинутыми и, вероятно, разграбленными, хотя в них и осталось несколько вещей не тронутых. Маленький железный сундучок нашли под тюфяками (а не под кроватью), он был отперт, и ключ оставлен в замке. В нем были только разные старые письма и другие неважные бумаги.
Не нашли никаких следов госпожи Леспане, но заметили, что в камине необыкновенно много сажи; освидетельствовали трубу, и – страшно сказать! – вынули оттуда труп девушки, головою вниз; чтобы втащить его туда и вставить в это узкое отверстие, на довольно далекое пространство, нужна была необыкновенная сила. Тело было еще совершенно теплое. Рассматривая его, нашли много повреждений, сделанных, вероятно, усилием, с которым его втащили в трубу, и с которым пришлось вынимать его оттуда. На лице оказалось несколько больших царапин, а на шее – черные пятна; кроме того, видны были глубокие следы ногтей, как будто бы смерть произошла от задушения.
Осмотрев подробно все части дома, где ничего больше не открыли, соседи отправились на маленький вымощенный дворик, который находился позади строения. Там лежал труп старухи, ее горло было перерезано так глубоко, что когда тело подняли, то голова откатилась от туловища. И тело, и голова были страшно обезображены, до такой степени, что трудно было узнать в этой массе – человека.
Все это происшествие остается страшной тайной; до сих пор еще не открыто, сколько нам известно, ни малейшей путеводной нити».
В следующем номере той же газеты явились дополнительные подробности, именно вот какие:
«Драма в улице Морг. Множество лиц было допрошено по этому ужасному, необыкновенному событию, но до сих пор не получено ни малейшего разъяснения. Приводим здесь полученные показания:
Полина Дюбур, прачка, показывает, что знала двух погибших женщин три года, и все это время мыла им белье. Старуха с дочерью, как она замечала, всегда жили между собою очень хорошо, и были друг к другу очень привязаны. Они постоянно исправно платили. Она ничего не может сказать об образе их жизни и о средствах к существованию. Она думает, что госпожа Леспане занималась гаданьем, и этим жила. Говорили, что у этой старушки были отложены деньги. Она никогда не встречала никого, когда приносила или брала белье. Она уверена, что при них никакой прислуги не было. Ей кажется, что весь дом, кроме четвертого этажа, не был меблирован и в наем не отдавался, а стоял пустым.