Залив белого призрака - страница 7

Старпом на мостике поучал второго и третьего помощников:

– Вы должны не только наблюдать за береговой группой, но и предполагать их поступки и действия. Будто вы с ними одно целое, амёба, распростёртая над морем и берегом. Что вы о них знаете?

– Старший группы – Горбач, бывший подводный диверсант, 48 лет. Второй – Чемпион и десантник, 32 года, любитель сгущёнки. Третий – Геолог, 25 лет. Что ещё? Цирковой!

– Почему «цирковой»?

– У него всё красиво. Его так Горбач с десантником окрестили.

– Экстремалы. Движений много, а мозгов мало, – ввернул второй помощник, как штопор в пробку.

– Кто идёт в экстрим?

– Туда не идут…

– Туда попадают, чиф. – Второй и третий помощники смотрели на старшего весело.

– В экстремалы, Юра, идут добровольно. Не от недостатка мозгов, не от желания получить деньги, а от страсти поиграть с собственным страхом. Есть такая болезнь. – Чиф постучал пальцем по косяку дверного проема, а потом – по голове. – Где это дерево поближе? Синдром спускового курка. Зачем? Посмотри на наших разведчиков. СтаршОй – от тоски по погибшим друзьям – это понятно. Чемпион – чтобы снова себя уважать за победу.

– Из сгущёнки?

– Не смейся над слабостью человеческой. Чемпион – он и со сгущёнкой первый… Цирковой – от несчастной любви – пусть поёт. Любовь не каждому удается. Это такой экстрим, что случись он с тобой хоть однажды – счастья тебе и моя уважуха. Тебе не понять, а хочется.

– А нам – выгодно. Есть кому на лёд идти или под корму нырять.

– Когда ты на винт намотаешь?

– Случайно! Сколько можно вспоминать?

– Правильно, уважаемый второй помощник. Потому что ты, если падать будешь, то с криком и матом. А они, безголовые, падают молча и маслом вверх. Дзюдо. Красиво. И бутерброд не портят. Потому что не просто профи, а в рубашке родились.

– Я тоже мог бы быть, – обиделся второй помощник, – но служил в стройбате.

– Причина.

– А зачем они ходят на берег?

– А что они ищут, чиф?

– Точно не знаю, но должны найти нам эту чёртову подводную лодку. Четвёртое место меняем, а следов её нет. На Горбача вся надежда – везучий он, гад.

– А на лодке что? Золото?

– Мертвецы. У каждого в голове дырка.

– От пули?

– От тайны. Чтобы не проговорились.

Горбач был не просто старшим, он был главным. Это чувствовалось во всём: он первым выпрыгнул на торчащий из воды камень, чуть коснулся его носком, чуть взлетел, взмахнув обеими руками, как птица, и стал на берегу, оборачиваясь белозубой пастью вожака. Голос у него был ровный и мягкий, как упругий поток:

– По одному! Катер – тянуть! Снаряжение разобрали… Контрольное время… Чиф, как слышно? Мы на месте. Работаем. Как понял? Приём…

– … Чиф, ответь Горбачу. Вышли к расщелине. Идём вверх. Конец связи…

– … Чиф! Я – Горбач. Продолжаем маршрут. Всё в порядке…

– … Чиф… Изменений нет. Возвращаемся к лодке…

– … Привал, пять минут. Замечаний нет… – Паша Горбач положил радиотелефон в карман, оглядел напарников, остался доволен. Спросил младшего: – Ты как, циркач?

– Нормально. Почему спрашиваешь?

– Не обижайся. Наколку горного стрелка на плече твоём видел. Предчувствия есть?

– У тебя срок больше, ты и командуй.

– Сроками только политики с уголовниками себя выделяют, а мы – змей трёхглавый: шесть глаз, шесть рук, три головы и хвост. Одна команда, понял? Не отпадай. А ты, Андрюха, что видел?

– На белом много не увидишь. В одном месте квадрат прорисовался, как крыша под снегом. Что нам сэр про вмерзших в лёд подводников намекал?

– Чтобы мы не замёрзли, наверное?

– Здесь во время войны целая армия подо льдом осталась. Следов не нашли. Одни фантазии, – блеснул информацией циркач.

– Верно. Американцы свой флот присылали – найти и уничтожить. Еле ноги унесли, с кем воевали – не поняли. Адмирал в психушку попал, лётчики летать отказались…

– Полярка. Лёд, мороз, мистика.

– Ледяной вулкан есть, ледяные пещеры, горячие реки…

– При минус тридцати? Не сочиняй, циркач.

– Я ещё и геолог. Здесь вулкан выше четырех тысяч метров, в нём – озеро горячей лавы, река и красный водопад… – парировал молодой.

– Водопад? В Антарктиде?

– Красный?

– Вода из вулкана ржавая.

– Врёшь?

– Точно говорю вам.