Замок горного короля - страница 12
— Никогда бы не подумал, что северяне увлекаются садами.
— Мы и не увлекаемся.
Вадин пытался дерзить; он опустился на траву рядом с юношей, невзирая на полное облачение. Мирейн не счел нужным обращать на это внимание.
— Король сделал это для желтой женщины, для королевы. Она чахла среди наших голых камней. Ей было мало пастбищ, а женские дворы с их травами были для нее слишком суровы. Ей понадобились цветы.
Когда он это сказал, губы его слегка скривились.
— Желтая женщина, — повторил Мирейн. — Бедная госпожа, она умерла прежде, чем моя мать узнала ее. Я представляю ее очень красивой, но хрупкой как цветок.
— Так говорят певцы.
Мирейн сорвал алый цветок. Руки у него были маловаты для мужчины, длинные пальцы касались вещей нежно, как девичьи. Они сомкнулись над цветком. Когда пальцы вновь раскрылись, в них лежал твердый зеленый плод. Он быстро созревал, темнея и наливаясь, мерцая золотом.
Мирейн поднес плод терновника к носу Вадина. Его поразил сильный сладкий аромат, исходивший от плода с румяным бочком. Он был настоящий, созревший весной.
— Да, — сказал Мирейн, — я маг, прирожденный мастер; мне не нужны заклинания, чтобы вершить свое колдовство, только твердая воля.
В его руке зажглось солнце. Плод исчез. Мирейн обхватил колени и начал раскачиваться, в ожидании глядя на Вадина. Чего он ждал? Низкопоклоннического повиновения? Всепоглощающего ужаса?
— Обыкновенного признания, — сказал маг, словно прошелестел сухой листвой.
Вадин ответил ему раскаленной яростью:
— Убирайся из моего мозга!
Мирейн захлопал в ладоши.
— Браво, Вадин! Повинуйся моему отцу, терпи меня, но не смиряйся. Не выношу раболепных слуг.
— Почему? — спросил Вадин. — Одно твое слово — и я твой околдованный раб.
— Почему? — эхом повторил Мирейн. — По приказу короля ты уже мой. — Он сел прямо, внезапно помрачнев. — Вадин аль-Вадин, я не приемлю неохотного служения. Во-первых, у меня от него болит голова. Во-вторых, оно ведет к предательству. Но я не унижусь до того, чтобы завоевывать твое искреннее служение с помощью своей силы. Если твоя преданность принадлежит другим, иди к ним. Я с королем сам разберусь.
Пока Мирейн говорил, гнев Вадина приобрел новое качество. Теперь он скорее ненавидел Мирейна. И все же внешне Вадин оставался спокоен. Он не взревел, не взвыл, не ударил, он услышал, как холодно произносит:
— Ты — надменный маленький ублюдок, знаешь ли это?
— Я могу себе это позволить, — ответил Мирейн.
Вадин невольно засмеялся.
— Конечно, можешь. Ты ведь собираешься стать королем всего мира. — Он встал, уперев руки в бока. — Что позволяет тебе думать, будто ты можешь от меня избавиться? Я хороший оруженосец, мой господин. Я преданно служил своему хозяину, мой хозяин отдал меня тебе. Теперь я твой человек. Твой преданный слуга, мой господин.
Глаза Мирейна расширились и застыли, подбородок вздернулся.
— Я отказываюсь от ваших услуг, ваше величество.
— Я отвергаю твой отказ, мой господин.
«Я идиот, мой очень нежеланный господин».
— Таков ты и есть, вне всякого сомнения.
Вадин опешил. Мирейн ухмыльнулся жуткой волчьей улыбкой.
— Очень хорошо, ваше величество Неповиновение. Ты мой слуга, да смилуется бог над твоей душой.
3
Королевский вызов пришел вечером, а вместе с ним — почетное платье королевского белого цвета, вышитое алым с золотом. Кому-то пришлось постараться, покорпеть над кроем и шитьем: платье сидело на Мирейне замечательно. Он красовался в нем, тщеславный, как птица солнца; но, надо отдать должное, выглядел он хорошо. Его волосы были заплетены по-другому, в косу японского принца, хотя он и не позволил слуге добавить в нее перекрут, являвшийся знаком королевского наследника.
— Пока что я не наследник, — сказал он, — и, возможно, никогда им не буду.
Вадин издал тихое фырканье, которое Мирейн предпочел не услышать. Слуга сражался с его густой черной гривой. Освобожденная от прически, она была столь же непокорной, как и нрав ее владельца; эти вьющиеся волосы жили собственной жизнью, не желая подчиняться настойчивым пальцам, и безудержно струились по спине Мирейна. Еще одно клеймо его асанианской крови наряду с маленьким ростом и грацией танцора.