Замок горного короля - страница 13

Наконец слуге удалось выиграть эту битву. Мирейн одобрил его работу, и на лице слуги, совсем еще молодого человека, вспыхнула улыбка, поспешно подавленная. Было почти забавно наблюдать, как легко эти вилланы попадались в руку Мирейна. В его сверкающую золотую руку.

Король сидел на троне в большом зале, а внизу перед ним собрались на вечерний пир лорды и военачальники его двора. Когда Мирейн вошел, король встал; остальные были вынуждены сделать то же самое.

Мирейн не дрогнул и встретился глазами со взглядом старого короля, темным, проницательным и спокойно-ликующим, исполненным приветствия столь же пылкого, сколь и радостного.

— Мирейн из Хан-Гилена, — произнес король звенящим голосом, — сын моей дочери. Иди, садись рядом со мной, раздели честь пира.

Мирейн поклонился и пошел через длинный зал сквозь повисшее молчание. Его спина держалась прямо, подбородок приподнят. Вадин, следуя за ним, неосознанно подражал его осанке и невозмутимости.

Рука короля сжала руку внука и усадила его справа от трона в кресло, которое было лишь чуточку ниже королевского. Место наследника. Глаза присутствующих засверкали, уста зашептались: уже трижды по семь лет это место оставалось пустым.

Мирейн сидел на нем очень скованно, словно боясь взлететь от малейшего движения. Вадин почти физически ощущал его напряжение. Конечно же, Мирейн планировал все это. Но теперь, когда он это получил, божественное уступило человеческому и сомнение закралось ему в душу. Рука, лежащая на колене, сжалась в кулак; узел мышц проступил на скуле. Мирейн вздернул подбородок еще выше, имперски-повелительно, и больше не опускал его.

Король сел рядом с ним. По залу пробежал вздох, и придворные вернулись на свои места. Их господин поднял руку.

Дверь зала распахнулась, пропустив целую группу людей. Вместе с ними вошел принц Моранден, великолепный в своих алых одеждах и горной меди. Высокий даже для северянина, к тому же широкий в кости, он сильно возвышался над сидящими дворянами. Бывшие с ним люди — лорды, воины, слуги — проходили неприметно, словно тени. Но глаза их сверкали.

Моранден прошел к возвышению и остановился перед королем.

— Прошу прощения за опоздание, ваше величество. Охота задержала меня дольше, чем я рассчитывал.

Король был слишком спокоен и отвечал слишком мягко:

— Тогда садись, и начнем пир.

— Ах, отец, — сказал Моранден, — вы ждали меня. Это очень любезно, но в этом не было необходимости.

— А мы этого и не делали. Ты садишься?

Принц все еще медлил. Будто только сейчас его глаза нашли Мирейна. Остановились, расширились. Взгляд их выражал невинное удивление, но все же кровь Вадина замедлила свой бег от сердца до сжатых кулаков.

— Как, отец! У нас гость? Вы оказываете ему большую честь. — Глаза принца сузились, губы сжались. — Ах да, я и забыл. Маленький жрец с юга, прибывший сегодня утром с новостями, которых мы все так долго опасались. Может, нам больше пристало плакать, чем пировать?

— Никто не оплакивает жрицу, которую бог взял к себе.

Голос Мирейна, мягкий и спокойный, звучал выше, чем следовало бы, как будто говорил юноша, едва вышедший из отрочества. Придумано было отлично: незнакомый человек услышит юношеский тенорок с ноткой неуверенности, готовый вот-вот сорваться наследующем слове, увидит безбородое лицо с чистой кожей и примет все как есть.

Похоже, Моранден так и сделал. Его напряженность ослабла. Пламя ярости опало до угольев, быстро покрывающихся пеплом. Он непринужденно обошел возвышение, чтобы сесть рядом с наследником. Это было не то место, которого он желал. Даже сидя в более низком кресле, принц возвышался над сыном своей сестры так, что тот казался карликом.

— Ну, парень, — сказал он с добродушным юмором, — нравится тебе гостеприимство Хан-Янона?

— Я вполне доволен, — ответил Мирейн все так же бесхитростно, — и рад наконец приветствовать тебя, дядя.

— Дядя? — спросил Моранден. — Мы что, родственники?

— По моей матери. Твоей сестре Санелин. Разве я сижу не на ее месте?

Моранден взял полкаравая хлеба и начал его разламывать. Хлеб раскрошился в его напрягшихся пальцах, и крошки, тотчас забытые, упали ему в тарелку.