Замок лорда Валентайна. Хроники Маджипуры - страница 48

стр.

Валентайн смущенно улыбнулся.

Его дырявая память ничего не знала об этом городе. Но разве возможно забыть его, хоть раз повидав? Он спросил:

— А что здесь самое красивое?

— Самое красивое в чужом городе, — ответил ему Залзан Кавол, — миска горячего супа, кружка хорошего вина и мясо над огнем. Скажешь, не так? Ну-ка, откуси от этого отеля кусочек!

Голодный человек не насытится даже Горным Замком!

Скандар гоготнул, довольный шуткой, подхватил свой багаж и направился к отелю.

— Но ведь города строят не ради одной только жратвы! — рассердился Валентайн.

Ему ответил Тилкар, самый молчаливый из скандаров:

— Залзан восхищается Долорном куда больше, чем может показаться. Но он никогда в этом не признается.

— Вслух он готов говорить только о Пилиплоке, где мы все родились, — добавил Рей бор Керн, — о любом другом городе Залзан не скажет доброго слова.

— Тихо! — прикрикнул на них Ирфон Кавол. — Вон он!

Залзан появился в дверях отеля.

— Ну! — позвал он всех. — Долго вас еще ждать? Через полчаса репетиция!

Он пригрозил здоровенным кулачищем и исчез за дверью.

Странный у меня хозяин, думал Валентайн, изо всех сил старается выглядеть грубым мужланом, а цивилизованную и добрую личность прячет от всех глубоко внутри.

Жонглеров пригласили выступать в Безустанном Цирке Долорна, городском увеселительном заведении, работавшем круглосуточно. В этом городе и его провинции спали не по ночам, как все, а по сезонам, подряд по два-три месяца, преимущественно зимой; когда же бодрствовали, то требовали развлечений день и ночь.

Делиамбер сказал, что платят здесь хорошо — потому-то в Долорне всегда полно странствующих артистов.

На репетиции, что состоялась после полудня, Залзан Кавол объявил, что они выступают далеко за полночь, с четырех до шести.

Валентайн расстроился: он ждал, что получит в эту ночь наставление, как действовать — все к этому шло в его снах… а получается, что проведет эти часы на эстраде.

— Мы можем лечь спать пораньше, — предложила Карабелла, заметив его огорчение. — Время послания ведь тебе не назначено.

— Я могу вообще не уснуть, зная, что придется рано вставать.

— Пусть тебя усыпит Делиамбер, — посоветовала девушка, — как меня в прошлую ночь.

— Обойдусь без него, — ответил Валентайн.

Он устроился в отдельной комнате и до того, как лечь спать на тонкие простыни, годные, как сказала Карабелла, для королей и герцогов, поручил свой дух Леди Острова и попросил ее о послании. Такое разрешалось и делалось довольно часто, но не всегда давало результаты. А ему так нужна была помощь Леди! Если он свергнутый Коронованный, то она, как его мать по плоти и по духу, должна и удостоверить его личность, и подсказать ему его действия.

Засыпая, он постарался вызвать зрительный образ Леди и ее Острова — дотянуться через тысячи миль до нее и сотворить мост, по которому придет к нему ее послание. Но и здесь его подвела память. Считалось, что каждый маджипурец знает и лицо Леди, и географию Острова — как лицо матери и место, где он живет, но искалеченное сознание Валентайна зияло пустотами, которые нужно было чем-то заполнять. Он рисовал наугад. Как выглядела Леди, нарисованная огнями фейерверка над Пидрудом в день фестиваля?

Круглое улыбающееся лицо, длинные густые волосы. Очень хорошо. А дальше? Предположим, что волосы черные, блестящие, как у ее сыновей, лорда Валентайна и покойного лорда Вориакса. Глаза карие, теплые, живые, губы полные, щеки слегка впалые, а в уголках глаз тонкая сетка морщин…

Величавая, рослая женщина. Она прогуливается по саду среди пышных цветов, желтых тонигалий и эльдеронов, пурпурных тихлей — всего богатства тропической растительности. Вот остановилась, чтобы сорвать цветок и воткнуть в свои волосы, идет дальше по мраморным плитам дорожки, петляющей меж цветов, останавливается на небольшом плато, на склоне холма, где стоит ее дворец, смотрит вниз, на террасы, спускающиеся к морю. Она смотрит на запад, на далекий Зимроель, где находится сейчас ее сын, остановившийся в городе гайрогов. Она сосредоточивается и шлет ему послание, в котором надежда на лучшее, в котором поддержка изгнаннику.