Замри, умри, воскресни! - страница 40

— Так-то лучше, — сказал он.

В вестибюле гостиницы режиссер выжал на пол свою шляпу, поднял на меня глаза и произнес:

— Вот тебе и разврат по-ирландски.

— Дикий ночной разврат, — подтвердил я.

Он ушел.

Мне до смерти не хотелось подниматься к себе в номер. Я битый час сидел в промозглой читальной комнате, а потом воспользовался привилегией постояльца: потребовал у сонного портье стакан и бутылку.

В полном одиночестве я слушал дождь, дождь, колотивший по холодной гостиничной крыше, и предвидел, что меня, как Ахава, ждет наверху гробовое ложе и барабанная дробь непогоды.

Я вспоминал о единственном клочке тепла в этой гостинице, во всем городе, в целой республике Эйре: это был вставленный в мою пишущую машинку сценарий, вобравший в себя мексиканское солнце, горячий тихоокеанский ветер, спелые плоды папайи, желтые лимоны, раскаленный песок и страстных кареглазых женщин.

И еще я вспоминал, как темно было на городской окраине, как вспыхнул свет и побежал механический заяц, и за ним — собаки, как заяц сиганул в ящик, свет погас, а дождь так и лил на отсыревшие плечи и мокрые кепки, стекал по носам и просачивался под твид.

Взбираясь по лестнице, я посмотрел в запотевшее окно. Под фонарем проезжал велосипедист. Он был в стельку пьян — велосипед бросало зигзагами из стороны в сторону. А этот ездок, не разбирая дороги, кое-как давил на педали и вскоре скрылся в ненастной тьме. Я проводил его взглядом.

И пошел умирать к себе в номер.

(перевод Е. Петровой)

  Ему хотелось выскочить на улицу и бежать, перемахивать через живые изгороди, поддавать ногой пустые жестянки и орать под окнами, чтобы вся компания выходила гулять. Солнце стояло высоко, погодка выдалась хоть куда, а он валялся, укутанный одеялами, весь в поту, и злился — кому ж такое понравится?

Хлюпая носом, Джонни Бишоп сел в постели. Сноп солнечных лучей, который горячил ему ступни, хранил запахи апельсинового сока, микстуры от кашля, а после маминого ухода — еще и духов. Нижняя половина лоскутного одеяла была похожа на зазывную цирковую «растяжку»: такая же красно-зелено-лилово-голубая. От этой пестроты зарябило в глазах. Джонни поерзал.

— Гулять охота, — тихонько заскулил он. — Вот Черт. Черт!

Над головой жужжала муха; она колотилась в оконное стекло, отбивая сухую дробь своими прозрачными крылышками.

Джонни покосился в ее сторону, зная по себе, как ей хочется на волю.

Он несколько раз кашлянул и убедился, что это не болезненный старческий кашель, а обыкновенный мальчишеский, какой может напасть на человека одиннадцати лет, но не может помешать ему ровно через неделю оказаться на свободе и, как прежде, тырить в чужих садах яблоки или обстреливать училку жеваными шариками.

Из коридора донесся чеканный стук каблучков по натертому до блеска полу. Дверь открылась: на пороге возникла мама.

— Что это вы расселись, молодой человек? — возмутилась она. — Немедленно лечь.

— Я уже поправляюсь. Честно-честно.

— Доктор ясно сказал: еще два дня.

— Два дня! — Настал момент изобразить негодование. — Сколько можно болеть?

Мама рассмеялась.

— Ну, болеть не болеть, а в постели полежать придется. — Она легонько потрепала его по левой щеке. — Еще соку хочешь?

— С лекарством или так?

— С каким еще лекарством?

— Я тебя знаю. Ты мне в сок микстуру подмешиваешь, чтобы я не догадался. А я распробовал.

— Так и быть, без микстуры.

— А что у тебя в руке?

— Ты об этом?

Мама протянула ему какой-то поблескивающий кругляш. Джонни положил его на ладонь. Кругляш оказался твердым, гладким и — на вид неплохим.

— Доктор Халл по пути заехал к нам и оставил для тебя эту вещицу. Сказал: будет тебе занятие.

Джонни побледнел, заподозрив подвох. Детские пальцы скользнули по блестящей поверхности.

— Обойдусь без его занятий! Это вообще неизвестно что!

Мамина улыбка была теплее солнечного света.

— Это раковина из морских глубин, Джонни. В прошлом году доктор Халл нашел ее на берегу Тихого океана.

— Ну, ладно. Что еще за раковина?

— Точно не знаю. Наверное, давным-давно, много лет назад, она принадлежала кому-то из обитателей моря.

Джонни наморщил лоб.