Замужество Татьяны Беловой - страница 25

— Я, мама, — спокойно, весело ответил Анатолий и сказал так, точно обо мне уже знали; даже ждали меня: — Мы с Таней зашли пообедать перед театром.

Легкие быстрые шаги, — я старалась не покраснеть, невольно подтянулась. Ко мне, улыбаясь красивым маленьким лицом — на нем неожиданно большими казались живые, светящиеся глаза, — подошла миниатюрная женщина (Ярд был чуть не до плеча ей) в домашнем скромном платье с белыми кружевами по вороту, в прорезиненном тонком и ярком фартуке.

— Очень рада, Танечка! — Она протянула по-девичьи худенькую, маленькую руку: — Софья Сергеевна.

Я осторожно пожала ее руку. В женщине было что-то кукольное, игрушечное, и только глаза и голос были точно взяты взаймы у другого человека. Двигалась она с девичьей гибкостью и быстротой. Я увидела, что нисколько не вглядываясь, она сразу же поняла, что я за человек. И вдруг, словно спохватившись — «Вот какая никудышная хозяйка!» — заторопилась:

— Проходите, проходите, умывайтесь: я подаю на стол! — И почти побежала по коридору; Ярд, не отставая, двинулся за ней.

Я посмотрела на Анатолия, стараясь уловить, понравилась ли его матери; он глядел вслед ей с ласковой улыбкой. Я сказала:

— Как у вас хорошо!..

— Я рад, что вам нравится. Пойдемте. — И приостановился, пропуская меня вперед.

В широком коридоре горел свет в замысловатом бра, как букет тюльпанов. Анатолий, распахнул дверь:

— Это моя комната.

Я вошла. Письменный стол с пишущей машинкой, вся стена над ним и по обеим его сторонам заставлена полками с книгами; тахта — ее покрывал ковер, свисавший со стены, — треугольный журнальный столик с торшером и двумя низкими креслами. Блестящий, как в музее, пол, в углу — гири, боксерские перчатки, эспандер. В комнате метров двадцать, не меньше. И я снова, уже не скрывая зависти, повторила:

— Как у вас хорошо!..

Он засмеялся, достал из полированного шкафа свежее полотенце, двинулся к дверям, словно напоминая, что нам надо идти.

Ванная была отделана белым изразцом. Пластикатовая шторка, чтобы вода не брызгала на пол из душа. Флакончики и щеточки на стеклянной полке под зеркалом. Меня все не покидало завистливое чувство к этому уверенному благополучию, комфорту. Взяла из рук Анатолия, терпеливо ожидавшего меня, полотенце и отступила в коридор, освобождая ему место в ванной, а главное, чтобы получше разглядеть квартиру.

Дверь в кухню была раскрыта. Софья Сергеевна что-то готовила у стола. Кухонная мебель сверкала белизной, как на выставке. Анатолий взял у меня из рук полотенце. Заметил, наверно, мои взгляды и сказал:

— Там спальня родителей, а здесь столовая. Пойдемте?..

Во главе большого стола под накрахмаленной скатертью — на ней сохранились следы от сгибов; специально для меня постелили или всегда у них так? — сидел полный мужчина, как две капли воды похожий на Анатолия, но только старше. Он отложил газету, поднялся мне навстречу, протягивая руку:

— Кузьма Михайлович. — И сразу же очень серьезно заговорил мягким, по-домашнему покойным баском: — Сейчас иду из института, а ко мне какой-то мужчина. «Не смотрите, говорит, что у меня щеки выпуклые, внутри я весь больной! Продайте старые лотерейные билеты!» — Кузьма Михайлович снова опустился на стул; я с недоумением смотрела на него, он пояснял: — Оказывается, есть решение: сберкассы будут скупать невыигравшие билеты. — Я все не понимала; Анатолий молчал, смотрел в окно с таким же серьезным лицом; тогда Кузьма Михайлович договорил: — И снова разыгрывать их. До тех пор, пока все билеты не выиграют! Да-да! Не верите?

Я засмеялась. Он заулыбался; и на щеках его появились такие же точно желваки, как у Анатолия, только широкое лицо его от этого стало неожиданно милым и смешным, как у кролика.

— Прошу садиться! — приподнято-весело проговорила Софья Сергеевна, неся в руках большую красивую салатницу.

— Ещё бы полторы секунды, — многозначительно произнес Кузьма Михайлович, глядя на часы, — и был бы приказ об увольнении!

Я засмеялась. И по тому, как он смотрел на меня, поняла, что сразу же понравилась ему.

Кузьма Михайлович говорил непрерывно.

— Читаю сегодня лекцию с помощью диапроектора, а один студент и говорит: «Если еще слова лектора записать на магнитофон, то преподаватель будет совсем не нужен». Я, разумеется, поддерживаю. Почему бы, спрашиваю, тогда уж кинофильм не сделать, ведь это для государства дешевле, чем содержать преподавателей по всей стране!