Западня на сцене - страница 14

Подоконник был грязным и мокрым. Маркус вытер кончики пальцев носовым платком. Журчащий голос режиссера начал его понемногу раздражать, да и подкрепиться было бы весьма кстати. Дрянная история! С момента появления в театре его — непонятно почему — не оставляло чувство, будто все здесь только тем и занимаются, что надувают его. «Одно слово театр…» Кого ни возьми — ассистента режиссера, режиссера, осветителя Вечорека или рабочего сцены Крампе, которого вдобавок ко всему пришлось разбудить, — все они вели себя как-то неестественно. Показания Крампе? Сплошная белиберда, издевка. И каждое слово еще приходилось словно клещами выжимать из этого нескладного, беспомощного с виду увальня. Конечно, ничего он не знал и ни о чем таком не догадывался — точь-в-точь как Вечорек. Один оправдывался тем, что опьянел, другого подвела техника. А между тем кто-то из них двоих и был тем неизвестным, который подслушивал их разговор с галереи. Правда, трудно себе представить, что Крампе сумел придумать такую хитроумную западню на сцене: на Вечорека это скорее похоже.

Зазвонил телефон. Болтливый режиссер умолк, не закончив фразы, и вопросительно посмотрел на Штегемана. Он впервые изменил своей привычке не глядеть на человека, к которому обращался.

Обер-лейтенант Штегеман с непроницаемым лицом снял трубку.

— Это вас, капитан. Шеф.

Маркус собрался по привычке устроиться на краешке стола, но передумал. Коротко доложил майору о ходе расследования, поинтересовался, не будет ли каких указаний и как быть с предстоящей генеральной.

Голос у майора Бенедикта был глубокий, внушительный, так сказать.

— Я беседовал с прокурором Ройтером, — сказал он. — Между прочим, он скоро будет у вас. Мы оба считаем, что отменять генеральную не стоит. Для вас и ваших сотрудников это удобный случай познакомиться с коллективом в привычных для него условиях. А завтра в семь я жду вас с докладом.

Маркус положил трубку, несколько раздосадованный. На генеральной репетиции он в последний раз присутствовал много лет назад, в Ростоке. Как в такой накаленной атмосфере, в такой суете и спешке разобраться в чем-то основательно, детально?

Сняв руку с трубки, он обратился к режиссеру, который подошел к нему чуть ли не вплотную.

— Как вы слышали, репетиция состоится. Мы останемся здесь — как бы в качестве ваших первых зрителей или гостей. Кто заменит вечером покойного Пернвица?

— Я! — режиссер Краних мгновенно преобразился, став в позу человека, которого фотографируют на обложку популярного журнала. И даже улыбнулся при этом. Хотя глаза его, уставившиеся в какую-то точку над головой Маркуса, не улыбались. — Репетицию проведу я!

«Он только такого случая и ждал, — подумалось Маркусу. — Хотя это идиотская мысль — кто сейчас избавляется от влиятельного соперника таким диким способом? Да и вообще — работа над постановкой практически завершена. И все же…»

— А разве вы режиссер? — вдруг задал он нелепый вопрос.

— Да! Режиссер-постановщик и заведующий литчастью. И, надо вам заметить, имею немалый опыт!..

Краних стал в позе Наполеона, уверенного в победном для него исходе начавшейся битвы. Не хватало только, чтобы он сунул руку за обшлаг сюртука.

— Мне уже давно хотелось… Я хочу вот что сказать: музыкальные постановки — современные, разумеется, — требуют особенно изощренной и тонкой режиссуры… Надеюсь, вы меня понимаете.

Он бросил взгляд на часы марки «Глассхютте», четырнадцать каратов чистого золота, как горделиво подчеркивалось в рекламе знаменитой фирмы.

— А теперь мне пора идти. Предстоит решить еще массу мелких вопросов.

Он изобразил нечто вроде общего поклона не слишком-то изящно для человека театра. О погибшем Пернвице ни слова, словно его и не существовало никогда.

— Мы еще увидимся, — проговорил он, прикрывая за собой дверь.

— Фигляр, — без тени уважения к ушедшему бросил лейтенант Краус.

Маркус наморщил лоб.

— Продолжим, — и сел в кресло у стола режиссера, скрестив ноги. — Ваша очередь, Штегеман. Да поживее, а то до начала генеральной остается каких-то два часа, а нам неплохо бы еще перекусить.

Лейтенант Краус согласно кивнул. А у самого при упоминании об обеде скулы свело. Заметив это, Маркус с трудом сдержал улыбку и закурил.