Запас прочности - страница 29
Когда мы с Хрусталевым остались одни, я спросил его:
— Миша, как ты думаешь, что в радиограмме?
— Думаю, разрешение вернуться в базу. Боезапаса у нас нет, для чего нас держать в море?
На корабле закон: кроме командира, комиссара и радиста, никто не знает содержания депеш. Но строить догадки никому не запрещено. Впрочем, долго рассуждать на эту тему нам не дали. С грохотом раскрылся переборочный люк. Смертельно бледный Брянский выпалил:
— Авария! Разлетелся насос охлаждения правого дизеля. Двигатель перегревается. Не знаю, что делать…
Оставив Брянского в центральном посту, бегу в дизельный отсек. Здесь уже старшина электриков Ляшенко и старшина мотористов Михайлов. Ляшенко с одним из электриков разбирает электродвигатель насоса, а Михайлов, лежа животом на палубе, кричит мотористу в трюме, как перекрыть клапана, чтобы уцелевшая циркуляционная помпа левого двигателя подавала воду на оба дизеля. Спускаюсь в трюм, проверяю правильность переключений. Все верно. Когда температура обоих двигателей стала выравниваться, подхожу к электрикам. Ляшенко подает переносную лампу. То, что открывается глазам, радует мало. Коллектор электродвигателя рассыпался на части, обмотка якоря разрушена. В море такую поломку не исправить.
— О ремонте и думать нечего, — говорю я Ляшенко. — Лучше возьмите под свое наблюдение циркуляционный насос левого борта — вся надежда теперь на него.
— Понимаю, товарищ инженер. Все сделаем, а до базы дотянем.
Последствия бомбежек. Сразу их все не увидишь, не будешь же перебирать каждый механизм! От удара ослаб щеткодержатель. Вовремя не заметили этого. А теперь щетка выпала, вызвала короткое замыкание… На мой вопрос о причинах аварии главстаршина Ляшенко ответил не сразу:
— Я не хочу, чтобы вы плохо думали о командире отделения Самонове. Специалист он отличный.
— Не спорю. Но в данном случае и он виноват. Нам надо еще зорче следить за механизмами.
Техника не выдерживает бесконечных нагрузок. И люди устали. Признаюсь, кое в чем виноват и я. Мало думал о людях. Была ли необходимость по суткам плавать под водой без регенерации воздуха? Я жалел регенерационные патроны и кислород, берег на тот случай, если противник надолго загонит нас на грунт. Пока такого случая не было. И получается, что люди часами задыхались, а мы везем на базу неизрасходованные патроны. А с пресной водой?! Ее тоже экономили изо всех сил, даже обед готовили на смеси пресной и морской воды. А ведь у нас есть опреснители. Но их не использовали: канительно, к тому же летние ночи короткие, считали, что не успеем за это время опреснитель включить, да и энергии он пожирает порядком. А при желании все можно было сделать. Просто не уделяли внимания мелочам, хотя в результате подобных мелочей люди излишне утомлялись. Нет, в будущем надо больше обо всем думать. И когда вернемся домой, скажу товарищам с других лодок, чтобы они не повторяли моих ошибок.
Возвращаюсь в центральный пост, докладываю командиру об аварии.
— Обеспечит одна помпа оба двигателя? — спрашивает он.
— Так точно.
— А то нам нужны будут оба дизеля. Получен приказ возвращаться в базу.
Радостная весть быстро облетела отсеки. Я немного опасался, что от радости люди могут удариться в беспечность. Наказываю старшинам разъяснить матросам: путь впереди трудный и опасный, успокаиваться рано.
Дождливая августовская ночь помогла нам незамеченными войти в Финский залив. За час до рассвета лодка погрузилась. Опаснейший рубеж будем форсировать в подводном положении.
К вечеру уже вышли к меридиану Хельсинки. До всплытия на зарядку оставалось еще много времени. Свободные от вахты моряки отдыхали лежа: так экономнее расходуется кислород, да и шума меньше. Сквозь сон я услышал, как за переборкой заныл ревунчик. Проснулся. Вспоминаю: где установлен этот сигнал? Лязгает переборочная дверь. Думбровский кричит:
— Штурманского электрика Игнатова — в центральный пост!
Так вот что это за ревун: поднялась температура гирокомпаса! Это не мое заведование, можно еще поспать. Слышу, Игнатов копается за переборкой, ворчит себе под нос. Но вот его тревожный возглас: