Запас прочности - страница 57

стр.

После приветствий и поздравлений нам сказали, что в Кронштадт сегодня мы не пойдем. Будем ждать возвращения «последнего из могикан» — подводного минзага «Л-3» под командованием Петра Денисовича Грищенко. Ночью разрешили нам стоять у пирса, а днем будем ложиться на грунт. Вражеская авиация не оставляет остров в покое.

Матросы облазали надстройку. Притащили на пирс свинцовый сплюснутый колпак, половину верхней горловины мины с болтами и еще два ведра осколков. Офицеры с любопытством рассматривают эти вещественные доказательства наших испытании.

Заботливые хозяева острова снабдили нас газетами и журналами. С жадностью накидываемся на них: ведь два месяца мы не держали их в руках. Приученные ночью бодрствовать, мы просидели за чтением газет и журналов до шести утра.

На рассвете вышли за входные буи гавани и легли на грунт на глубине 35 метров. Пообедав, расположились отдыхать.

В 14.00 меня разбудил Сорокин. Доложил, что четвертый отсек заполнился хлором.

Схватив противогаз, бегу туда. В отсеке только командир отделения электриков старшина 2-й статьи И. Н. Васильев. Сидит в противогазе и с тревогой посматривает в люк. Аккумуляторы затоплены. Морская вода, смешиваясь с кислотой — электролитом, выделяет хлор.

Сорокин рассказывает, как было дело. Мотористы не заметили, что под клапан замещения в топливной цистерне попала ржавая проволока. Когда были на поверхности, вода текла незаметно, а погрузились — забортное давление увеличилось, и в щель ударил фонтан. Включили помпу — она засорилась. Пока удалили засосанную в трубу паклю, пока снова собрали магистраль, вода залила аккумуляторы. Сейчас течь устранили, но выкачивать воду нельзя, так как усилится выделение хлора. Решили до всплытия все оставить как есть, а вахтенного в отсеке менять через каждый час.

В 17.00 всплыли, предварительно выкачав из аккумуляторной ямы около трех тонн забортной воды. Провозились с батареей до двух часов ночи. Ничего, привели в порядок. Зарядка прошла нормально. Но в отсеке, несмотря на усиленную вентиляцию, еще долго пахло хлором.

18 ноября после полудня, когда мы еще лежали на грунте, послышались сигналы. Я думал, что это вызывают нас, и поспешил в центральный пост. Командир остановил меня:

— Не торопитесь, Виктор Емельянович. Этот сигнал нас не касается. Это вызывают «Л-3». Значит, она благополучно добралась.

Часа через три вызвали и нас. Когда ошвартовались у пирса, неподалеку у причальной стенки стояла «Л-3». Отдав распоряжения о зарядке батареи, иду навестить друзей. У причала встретился со старпомом «Л-3» капитан-лейтенантом Владимиром Константиновичем Коноваловым и инженер-капитан-лейтенантом Михаилом Андрониковичем Крастелевым. Поздравили друг друга с благополучным возвращением.

— Видишь, какое благополучное у нас возвращение, — сказал мне Михаил Андроникович, показывая на перископ, который согнут и всей своей длиной висит над палубой.

Друзья рассказали мне, что они попали на таран вражескому кораблю. Тумбу перископов свернуло на 45 градусов. Командирский перископ согнулся и повис перпендикулярно борту. Плавать с таким «тралом» среди минных полей было нельзя: все мины захватывал бы. Ночью всплыли и с огромным трудом при помощи талей развернули его в сторону кормы. Вот так и плавали без перископов…

Оглядываю лодку. «Л-3» — подводный минный заградитель. Превосходный, могучий и красивый корабль. Перед войной я плавал на таком же. Сейчас его не узнать. Ржавый борт весь во вмятинах и рваных ранах. Знаю, что и внутри корабля редкий механизм не пострадал от бомбежек. И все-таки люди воевали. На минах, поставленных гвардейской «Л-3», подорвались и затонули два транспорта.

Ночью под эскортом нескольких кораблей мы покинули Лавенсари.

Стоял десятиградусный мороз. За Шепелевским маяком начали попадаться шуга и битый лед, а после Толбухина маяка мы попали в 5-сантиметровый лед. Морские охотники не могли его преодолеть. Вперед пошла «Л-3». Своим могучим корпусом она пробивала путь. Лед звенел и скрежетал под ее форштевнем. Вслед за «Л-3» продвигались остальные корабли, вытянувшись длинной вереницей.