Записки бывшего милиционера - страница 51

Здесь нас навещали различные деятели литературы и искусства. Так, 23 июля 1965 года нас посетили два поэта — Вячеслав Кузнецов и Иван Хабаров, который вместе с другим поэтом Юрием Панкратовым пешком шёл по берегу Волги и за три месяца прошёл около двух тысяч километров. А Кузнецов к ним присоединился позже. И Хабаров, и Кузнецов читали нам свои стихи, и мы были в восторге. Их автографы до сих пор хранятся у меня в записной книжке.

В Балакове повседневное затыкание нами дыр — там убрать, здесь подмести и т. д. и т. п. — иногда прерывалось событиями, как-то оживлявшими нашу серую трудовую жизнь. Например, случился визит А. Н. Косыгина (Председатель Совета Министров СССР) на только что построенный Балаковский комбинат химического волокна. Ради этого визита нас бросили на авральную уборку территории комбината, во время которой один из наших студентов провалился в канализационный колодец, не замеченный им из-за кучи мусора. Мы вытащили его с помощью доски, которую я успел воткнуть в колодец.

Тогда же для нас была проведена экскурсия по комбинату. Он был суперсовременным, построенным по западным проектам, и оборудование всё было импортным. Мы своими глазами увидели, как из газа, предварительно сжиженного, получают химволокно, а из него делают всё остальное: полотно, ткани, верёвки, пластиковую посуду и много чего другого.

Вспоминается и другой случай, произошедший в первый приезд в Балаково. В одной из бригад по бетонированию тела плотины в ночную смену не оказалось нужного количества работников, и нас попросили подменить отсутствовавших. Но так как мы уже отработали дневную смену, то на вторую, ночную, согласились остаться только двое — я и ещё один парень. Работа оказалась нетрудной, так как все процессы были механизированы. Но оплатили нам её так, что наша зарплата за месяц работы на подхвате оказалась в три раза больше, чем у остальных наших одногруппников. Это было неожиданно и для нас обоих, поэтому мы решили, что произошла какая-то ошибка. Но бухгалтерия подтвердила, что начисление сделано за одну смену ночной работы по так называемой аккордной системе. Вот это был сюрприз!

А третье запомнившееся событие произошло во второй приезд в Балаково — это опускание меня на верёвках в одну из пустот строящейся плотины. Дело в том, что плотина была пустотелой, в виде огромных камер, и в одной из них каким-то образом оказалась папка с бумагами. Не помню, какой глубины была камера — 20 или 30 метров, — но никто не соглашался быть опущенным в неё на верёвках. Не знаю почему, но я согласился. Вся операция заняла 10–15 минут, и за неё мне начислили премию, превысившую всю мою месячную зарплату — размером как и у каждого работавшего здесь студента, — в несколько раз.

Поскольку мы не дорожили здесь своей работой, то позволяли себе по очереди уезжать на день-другой в Саратов. Ездили не все, а только те, у кого была в том нужда. У меня нужда была, причём огромная: хотелось увидеть Елену, я скучал по ней. Ездил почти каждую неделю, несмотря на все дорожные мытарства. Единственным транспортом, удобным по времени, связывавшим Балаково и Саратов, был пароход-колёсник, ходивший в ночное время до Плёса и обратно. Кают было мало, но все места в них задолго до рейса раскупались, да и денег на каюту не хватало. На всех остальных местах — лавках в трюме, на которых, как правило развалившись спали дети, женщины и всякая пьянь, — многим пассажирам даже присесть не было возможности. Поэтому приходилось отсиживаться на палубной скамейке под открытым небом, а когда не хватало и этих скамеек, то сидел прямо на полу палубы, а холодина и сырость на реке, несмотря на лето, были ощутимыми. Но встречи с Еленой стоили всех этих неудобств.

Во мне с детства присутствует страсть к перемене мест, то есть к различным поездкам-путешествиям, поэтому свою студенческую независимость я использовал на всю катушку: и в летние, и в зимние каникулы обязательно уезжал в какой-нибудь город, в котором раньше не бывал.

Летом после первого курса, после соответствующей учебной практики и работы в стройотряде, я поехал в Ленинград. Город, как никакой другой, поразил меня своей архитектурной красотой и музеями, основные из которых я ухитрился посетить, в течение нескольких дней и даже успел побывать в Петергофе и Пушкине (Царское Село), где ещё не была восстановлена Янтарная комната Екатерининского дворца.