Записки бывшего милиционера - страница 8

Через много лет, в 1966 году, будучи студентом и оказавшись на прокурорско-следственной практике в Ульяновске, я узнал адрес Роговых и где-то около получаса общался с Галей — одной из дочерей Рогова. Выяснилось, что бабушка уже умерла, отец с другой дочерью Валей проживают отдельно, так как родители развелись, а она, Галя, живёт с матерью, которой в мой приход дома не оказалось. Выглядела Галя неприятно, на лице много грубой косметики, и, по её рассказу, она часто ходила на танцы в клуб танкового училища. Договорились, что я зайду ещё раз, чтобы увидеться со всеми, но на встречу я так и не пошёл.

Третью комнату занимала армянская семья: старики Магда и Арсен и две их взрослые дочери. Чем были заняты дочери, не знаю, но я часто по просьбе старушки ходил в керосиновую лавку, за что получал от неё несколько монет, что было для меня немало, так как всё стоило буквально копейки: проезд в трамвае — 3 копейки, мороженое — 10–20 копеек, хлеб — 30 копеек, кино — 5–10 копеек и т. д. Эта же старушка частенько угощала меня армянским хлебом и сыром, покрытым плесенью, но эта плесень не была признаком порчи сыра, наоборот, свидетельствовала о его зрелости, и был он, кстати, очень вкусным.

В сталинке предусматривались все удобства, но фактически из всех благ была только вода для унитазов в туалетах, которую централизованно качали насосы прямо из реки. Питьевой воды, несмотря на наличие водопровода, в доме не было. Электричеством длительное время разрешалось пользоваться только для освещения, по одной лампочке на комнату. Все электророзетки были опечатаны. Периодически приходила комиссия и проверяла целостность наклеек. Уже взрослым в воспоминаниях какого-то советского деятеля (кажется, С. П. Павлова) я прочитал, что, оказывается, запрет на электричество был наложен лично Берией в связи с недостатком мощностей для работ над созданием советской атомной бомбы. Эти работы он возглавлял лично по приказу Сталина.

Соседями по лестничной площадке на этаже также были разные люди. Хорошо я знал только семью Кошелевых, у которых была огромная личная библиотека, и я был постоянным её пользователем. Знал я и другую семью в этой квартире — очень важную черноволосую пару. Муж, видимо, был каким-то большим начальником, а жена всегда в пёстром шёлковом халате восточного типа сидела дома и постоянно просила меня сбегать купить хлеб либо принести воды из колонки, что во дворе. Благо я был в то время довольно крепким пацаном и с двумя полными вёдрами воды легко взбегал на пятый этаж. И каждый раз она одаривала меня яблоком, лимоном или апельсином, которые горкой в любое время суток находились на столе в вазе. Это для меня было невиданной роскошью и ещё долгое время служило критерием богатства.

Рассказывая о соседях, я неслучайно упоминаю их национальность. Тогда для нас это было совершенно неважно. Этим я хочу показать, как уживались и дружили люди разных национальностей и культур. Никогда никаких ссор на этой почве, никаких проблем не было. Но случались необъяснимые для меня события с национальной окраской. Например, я был очевидцем ситуации, когда средь белого дня от клуба обувной фабрики группа молоденьких солдат — по виду русских — бежала в сторону асфальтового завода, а за ней гналась толпа мужчин-грузин, которые швыряли булыжники в этих солдат, догнали их и, окружив, забили камнями. Кончилось всё тем, что неподвижные тела солдат пошвыряли в кузов грузовика и куда-то увезли. Что послужило причиной такой средневековой расправы, я не знаю.

В сталинке мы жили с 1949 по 1953 год, существовали на нищенскую зарплату матери, никакого пособия за сгинувшего на войне мужа и отца не получали. И если бы не питание в детском саду, то неизвестно, чем бы всё закончилось. До третьего класса я, как и другие дети работников детского сада, состоял на довольствии детского сада, и за нас наши родители платили деньги как за воспитанников. Для нас специально в одной из комнат по этой причине было отведено место.

С бабушкой Шушаной (матерью моего отца) связи мы не поддерживали, но редчайшие встречи всё же бывали. Последний раз я её видел где-то в 1952 или 1953 году. И хотя на Авлабаре мы бывали не раз и после 1953 года (там жили Мария и Соломон Кевлишвили с тремя сыновьями, с которыми мать дружила ещё со времён нашего проживания в доме бабушки Шушаны), но к ней почему-то не заходили.