Записки генерала Жихарева. Роман ужасов - страница 2
– Куда прешь?! – потряс у Афиногена под носом наганом человек в драном полушубке. – Один ты – умный?! Становись в очередь!
Ропот пронесся по толпе. В бока Афиногена уперлось несколько стволов.
– Ладно, встанем! Всем хватит, да и очередь быстро идет! – сказал Поликаха.
Когда компания уже нагруженная выходила из погребов, потеряли Афиногена. Потерю не заметили, поскольку спешили, чтобы вернуться еще раз. Обнаружили. Что служивого нет, лишь отойдя метров на сто от складов. Компания обернулась и увидела подъезжавшие к воротам грузовики с матросами. Часть из них, соскочив с машин, направилась в погреба. Остальные, взяв винтовки наизготовку, встали впереди автомобилей. Из кузовов грузовиков на толпу направили пулеметы.
– Граждане! – обратился к толпе тщедушный человечек в пенсне и кожанке. – Содержание винных погребов Романовых является достоянием народа! Попытки разграбить их будут приравниваться к мародерству, за которое расстреливают на месте! Расходитесь по домам, граждане!
– Достояние народа – так народу и отдай! – забурлила толпа. – Братцы, да они же сами все выпьют! На хрена такая власть?!
– Приготовиться! – скомандовал человечек в пенсне.
Щелкнули затворы, штыки уперлись в грудь тем, кто стоял в первом ряду. В это время раздались выстрелы на складах. Взорвалась граната, затем другая. Тоненький ручеек, раздаваясь вширь, потек из ворот.
– Братцы! Да они же вино бьют! – раздался истошный с надрывом вопль.
С гулом и матом толпа подалась вперед. В это время у Афиногена, забывшего о взведенном затворе, от чьего-то толчка выстрелила винтовка.
– Провокация! – неестественно тонким голосом заверещал человечек в пенсне и трижды выстрелил в Афиногена из маузера.
Дал очередь поверх голов один из пулеметов. По-волчьи завыла толпа. Человечки-капельки, человечьи ручейки, ручьи, потоки устремились на прилегавшие к складам улицы.
– Бежим! – крикнул Поликаха. Догонят – сметут – затопчут!
Компания первой добежала до своего двора. Пашка выглянул из подворотни. По мостовой и тротуарам мчалась черная толпа. Тысячи ног стучали по брусчатке. Безногий инвалид Гаврила, случайно оказавшийся между двумя подворотнями, несся впереди толпы на тележке. Под струями катился с его лица с закатившимися гноившимися белками. Когда до спасительной подворотни оставалось всего лишь двадцать метров, толпа настигла инвалида. Парень без шапки перемахнул через Гаврилу, оттолкнувшись ногой о его плечо. Кто-то навалился на калеку, и толпа захлестнула его. Только колесико от тележки безногого покатилось по тротуару. Когда схлынул людской поток на тротуаре остался лежать бесформенный обрубок. Рядом с ним лежал старик в черном пальто с красной от крови бородой. Недолго смотрели зеваки на трупы. Другой поток – смесь коньяка, вин, водки, пенясь заполнял мостовую и тротуары.
Жихаревы с Поликахой уже выгрузили добычу и вышли на улицу. Жители квартала отвернулись от покойников и с любопытством втягивали носами воздух, рассматривали буро-красную реку, заполнившую улицу. «Шпирт! Ей Богу, чистый шпирт!» – сказал Жихаерв-старший, потянув носом. Отец зачерпнул горсть жидкости, выпил. Затем снял картуз, зачерпнул им. Осушив картуз, отец закричал: «Вино течет, православные! Шампань с клеретом!» Рядом уже на четвереньках стоял Поликаха и лакал пойло, словно собака.
– Одобряю я новую власть, потому что вино рекой льется! – провозгласил Жихарев-старший, ложась рядом с Поликахой. – А вот, что в трудящихся стреляют – не одобряю. Ну, помянем раба божьего Афиногена!
Народ, между тем, разбегался за ведрами и прочими емкостями.
– Пашка, б…! – больно толкнула мать в спину Жихарева-младшего. – Живо домой! Освобождай посуду, какая есть!
Ведрами, ушатами, бидонами люди черпали вино, бегом несли его в квартиры, чтобы снова возвратиться к потоку. Влас Шилов, живший в доме напротив Жихаревых, поскользнулся и упал в поток. Сел в нем, но подняться уже не смог, поскольку был отравлен винными парами. Несколько раз он открыл рот, чтобы глотнуть чистого воздуха, и повалился навзничь. Поток захлестнул Власа, но всем было не до него. Даже его жена Пелагея подхватив оброненное мужем ведро, продолжала таскать вино.