Записки генерала Жихарева. Роман ужасов - страница 3
Наконец, все емкости в доме были заполнены.
– Сходи, посмотри. Как там отец с Поликахой! – велела Пашке мать.
На улице он увидел отца, которого рвало прямо в поток. Лежавший рядом Поликаха не подавал признаков жизни. Голова его была полностью погружена в вино. Вытащив соседа из потока, Пашка понял, что тот мертв. Прислонив к стене блюющего отца, Пашка побежал в комнату, где жила семья Поликахи.
– Тетя Зина! Беги на улицу! Дядя Поликаха умер! – крикнул Пашка соседке.
– Умер? Привязали к жопе нумер! – гоготнула пьяная жена Поликахи.
Пьяны были и дети, и дедушка Дормидонт – поликахин отец. Вернувшись на улицу, Пашка увидел, что отец снова пьет из потока.
– Отец! Пойдем домой! Здесь смерть! – потащил Пашка отца с улицы.
Во дворе того снова вырвало. «Ой, бля! Ой, бля!» – хрипел отец, когда Пашка затаскивал его на второй этаж. Уложив папашу на постель, Пашка увидел спавшую на полу мать. Она тоже была пьяна. «Ой, бля!» – раздался голос Жихарева-старшего. Пена и желчь потекли из его рта. Глаза закатились, по телу пробежала судорога. Пашка побежал в лазарет лейб-гвардии Уланского полка, где служил фельдшером их кум Сидор Кузьмич. Тот был зол, поскольку не смог напиться, так как казармы оцепили красногвардейцы. Для Сидора Кузьмича шедшего к больному они сделали исключение. Добравшись до комнаты Жихаревых, Сидор Кузьмич первым делом осушил большую кружку вина. Затем склонился на Жихаревым-старшим.
– Помер, парень, твой папаша – полетел на небеса! – сказал он, осмотрев отца, и осушил наполненную вином большую банку из-под чая.
Во дворе с Сидором Кузьмичом приключилась неприятность. Из окон третьего этажа блевал каменщик Петров. Все содержимое желудка он вывернул на фуражку и шинель кума. Но после того, как фельдшер приложился к ушату с вином, ему уже было безразлично.
– Я не буду пить вино, лучше буду есть говно. Голова болеть не будет, а блевать-то все равно! – затянул кум частушку и побрел со двора.
К вечеру пришла в себя мать. Вдвоем с Пашкой она перенесла супруга на стол. Затем направилась к бабкам-трупомойкам, а сына отправила к столяру Василию Зайцеву и могильщикам. Зайцев был, разумеется, пьян и долго не мог понять, что от него хотят. Затем, вроде, пришел в себя, долго расспрашивал Пашку, которого знал как облупленного, кто он такой. После чего со словами: «Обосрался я, парень!» упал и уснул. С могильщиками Пашка договорился за ведро водки.
– Все будет хорошо. А поставишь еще четвертинку, так и тебя по первому разряду похороним! – пообещали они.
Придя домой, Пашка увидел мать, обмывавшую отца.
– Вот, суки! – сказала она про старух. – Пьяные лежат – лыка не вяжут. Да еще обоссались! Поп – сучий потрох – говорит: «Я эту пьянь и безбожника в церковь вносить не дам! Принесешь ком земли с могилы – отпою. Потом ком опять на могилу положишь!»
На другое утро Пашка пошел к квартировавшим неподалеку артиллеристам. За ушат вина они сколотили гроб из ящиков от снарядов. Возвращаясь мимо винных погребов, Пашка увидел красногвардейцев, грузивших на подводы трупы. Четверо подняли тело солдата Афиногена и бросили на телегу, словно мешок с картошкой. Всюду были расклеены объявления: «Граждане! Выдача трупов, погибших при погроме винных погребов, производится в морге Военно-медицинской академии с 6 утра до 3 часов по полудни ежедневно».
Через три дня после Жихарева-старшего похоронили Поликаху. К тому времени народ уже протрезвел – было, кому похоронить и помянуть. А солдата Афиногена из морга так и не забрали.
Глава 2
В дни, когда умер Жихарев-старший в семье произошло еще одно несчастье. Толпа разгромила хлебную лавку брата матери – Федора Лукича. В этой лавке Пашка работал сначала мальчиком, потом – разносчиком.
– Хотя отец твой – человек пропащий – постигай дело! – говаривал Пашке дядя. – Еще через годик младшим приказчиком поставлю. Послужишь, ума-разума наберешься – свое дело откроешь.
Пашка усердно слушал дядины наставления, в меру поворовывал. Это помогало семье не голодать, поскольку отца отовсюду гнали за пьянство. Делился Пашка с семьей только булками и кренделями, а украденные медяки с гривенниками припрятывал. Мать бы пустила их все на хозяйства, а папаша пропил бы. Тогда Пашка мечтал, что со временем он будет ходить, как дядя, в синей суконной поддевке, в цвет ей жилетке, лакированных сапогах, и обязательно при серебряных часах «Павел Буре» с боем. Однако судьба распорядилась по-другому. Как-то утром, придя в лавку, дядя увидел ее объятую огнем. На пороге лежал изуродованный труп старшего приказчика Фрола Ильича с воткнутым в живот багром. Обгоревший труп младшего приказчика Ферапошки с проломленным черепом нашли в том, что осталось от лавки днем позже.