Записки молодого варшавянина - страница 23
— Финансы — очень интересная область знаний, о которой вы не имеете ни малейшего представления,— с достоинством ответил магистр.— И пожалуйста, не относитесь к этой работе, как... Для вас — это всего лишь место укрытия на время войны! Я знаю, для всех вас теперь нет ничего святого.. .
— Налоги святы! — возразил я.— Поэтому я стараюсь дать их немцам как можно меньше. Это мой вклад в борьбу за независимость. А знаете ли вы, что сегодня ночью сброшено десять тысяч тонн бомб на Рурский бассейн? И что русские как раз сейчас входят в Смоленск?
Магистр .Яновский с ужасом посмотрел на меня.
— И вы уже об этом знаете?
— Знаю,— безжалостно ответил я.
— А я не хочу знать! И пожалуйста, не рассказывайте мне с утра таких вещей! Я ничего этого не слышал!
— Мне это приснилось,— успокоил я его, вкладывая в портфель папки с бумагами.— Я пошел инспектировать точки, пан магистр.
— Боже! — только и простонал он. Ему легко работалось со мной.
Я взял портфель, мило улыбнулся и вышел. В коридоре я обменялся вежливым рукопожатием с начальником. Это был молодой еще человек, очень симпатичный и терпимый к людям. Наш отдел пользовался у Гуфского хорошей репутацией, потому что в нашей отчетности все сходилось до единого гроша.
В этот момент меня догнала наша сотрудница, пани Заблоцкая, в руках у нее был какой-то список.
— На бухгалтерию, коллега Бялецкий! — воскликнула она.
Каждый месяц мы, работники налогового отдела, выплачивали служащим бухгалтерии как бы дотацию. Лишенные непосредственного контакта с налогоплательщиками, они не имели возможности брать взятки, что обрекало их на голодное существование. Я вручил ей триста злотых для бедных коллег.
— Не спешите,— прошептала Заблоцкая.— Взгляните в окно.
Я подбежал к окну, выходившему на площадь Инвалидов. Как это часто бывало, крытый жандармский грузовик опередил трамвай и остановился посреди площади, не доезжая до трамвайной остановки. Жандармы выскочили из грузовика прямо на рельсы, отчего вагоновожатый вынужден был резко затормозить. Секунда — и жандармы уже вытаскивали из вагонов людей, ощупывали их, рылись в их покупках, проверяли аусвайсы. Подозрительных, а таких всегда находилось десятка полтора, тут же заталкивали прикладами в грузовик и те карабкались в него, готовясь к далекому путешествию. Вдруг какой-то молодой человек в габардиновом пальто, едва выскочив из трамвая, выхватил из кармана пистолет и несколько раз подряд выстрелил. Толстый жандарм закачался и упал на колени, словно прося небо о снисхождении. Молодой человек бросился наутек прямо через газон, но теперь застрекотали «бергманы» жандармов, и он, упав ничком, застыл, широко раскинув руки. Мы молча наблюдали все это из окон нашей конторы. Одни жандармы подняли и понесли раненого коллегу, другие стали загонять в кузов тех, кого схватили раньше и тех, кто попал под руку случайно. Минуту спустя набитый до отказа грузовик уехал, трамвай двинулся своим путем, и только на огромном пустом газоне остался лежать мертвый молодой человек с распростертыми руками.
— Уже можно идти, — сказал я.
Мой первый клиент жил неподалеку. В этом доме меня ждал жирный куш. Я пересек площадь Инвалидов; свернул в Аллею Войска и немного погодя остановился у домика, изрешеченного пулями во время обороны Варшавы четыре года назад. Дыры залатали кирпичами, но стены не были оштукатурены, потому что об этом не мог мечтать даже самый большой богатей времен оккупации. Я покрутил ручку металлического звонка, и мне тут же открыл дверь одетый в пальто высокий седоватый мужчина лет сорока с небольшим. Видно, он собирался уходить.
— Пан Якубович? — спросил я.
— Он самый,— неохотно ответил мужчина.
— Из фининспекции,— сказал я, показывая ему удостоверение.— Мне надо получить у вас сведения относительно ваших доходов.
— Что это, почему? — ужаснулся Якубович.
— Финансовые органы имеют право потребовать сведения от любого. Если вы предпочитаете, чтобы вас вызвали в управление… Тогда пожалуйста.
Якубович с минуту колебался. Охотнее всего он раздавил бы меня, как клопа, но, к сожалению, не мог себе этого позволить!