Записки пулемётчика - страница 25
Хорошо помню — дело было на переформировке — я дневалил однажды по роте, а лейтенант дежурил по части. С утра он сидел за небольшим дощатым столиком возле штабной палатки, просматривал служебные документы. По разным делам я дважды проходил мимо столика, и каждый раз командир взвода словно видел меня впервые: отставлял в сторону все бумаги поднимался над столом, вытягиваясь и козыряя мне так, будто я не подчиненный ему солдат, рядовой пулеметчик, а представитель Ставки Верховного Главнокомандования.
Мне понадобилось пройти в тот день мимо лейтенанта еще и в третий раз, но я нарочно изменил маршрут, сделав большой крюк в сторону.
Кем стал бы он, наш лейтенант, после войны?
Крупным военачальником? Человеком выдающейся мирной профессии? Например, ученым, дипломатом, архитектором.
Или просто и не менее почетно — рабочим?
Я очень многое отдал бы сегодня только за то, чтобы знать это.
Но никто никогда не узнает.
В последний раз я видел нашего лейтенанта всего за несколько минут до его гибели. Высокий, прямой, как всегда несгибающийся, не кланяющийся пулям, поправляя на ходу сползающую с плеча портупею, пробегал он мимо пулемета, за которым мой первый номер Владимир Юферов и я лежали, готовясь к отражению очередной контратаки врага. Я стрелял, а Юферов готовил к броску гранаты.
— Хорошо, хорошо, ребята!.. Молодцы!..
Поравнявшись с нашим пулеметом, лейтенант рукой указал нам по направлению к близлежащему лесу:
— Молодцы, молодцы!
Только оглянувшись туда, куда он указывал, я понял, какая опасность угрожала нам и всему нашему взводу. Ни я, ни Юферов до этого ничего не замечали.
День угасал. В последних, косо скользящих над землей лучах солнца виднелось отчетливо: к лесу, к начинающей синеть в сумерках роще, гуськом, короткими, стремительными перебежками, падая и снова поднимаясь, бежали немецкие автоматчики. Их было много. От опушки их отделяло совсем уже небольшое расстояние — метров сто, сто пятьдесят, не больше! Еще немного — и они будут там, а там, укрывшись за деревьями, растворившись в роще, сумеют быстро обойти наш правый фланг, внезапно ударить по нам с тыла.
Я припал к рукояткам пулемета, нажал гашетки...
Своего лейтенанта я сразу же потерял из виду. На какое-то время забыл о нем. А когда оглянулся, чтобы посмотреть, где он, увидеть знакомую негнущуюся прямую фигуру — его уже не было.
Лейтенант, наш лейтенант лежал, распластавшись, на земле, рука его сжимала пистолет.
Пуля пробила сердце Хаюстова.
КТО — КОГО!
Как быстро переменилась вся обстановка!..
Всего полчаса назад мы потеряли своих командиров: сначала командира роты, затем и командира взвода. Немцы словно почувствовали это. Понимая, что нас осталось немного, нахлынули, навалились всей своей мутной серо-зеленой массой, волнами, одна за другой, катились и катились на нас, подогреваемые артиллерийским огнем, подгоняемые криками офицеров.
Мы оборонялись: лежали вон у того недалекого, повыщербленного снарядами перелеска, притаились, прижатые, а точнее, притиснутые, приплюснутые к земле огнем противника.
Было жутко.
Звенело в ушах.
Обостренное зрение отчетливо различало в траве каждую былинку, каждый стебелек — вздрагивали они вместе с землей от близких и частых разрывов. Казалось, долго мы так не продержимся.
Выстояли.
В самую трудную минуту не повернулись к немцам спиной, не попятились, не сделали назад ни шагу. На жестокий огонь противника не переставали отвечать упрямым огнем своих пулеметов, чем ближе немцы — тем все более злым, безудержным, таким, как острый большой нож, под самый корень подрезающий все живое, что возникает перед нашими глазами.
И вот вражья атака захлебнулась.
Теперь уже ясно: не фашисты, а мы одерживаем победу.
Гитлеровцы бегут от нас!
Они нам показывают сейчас спины!
Наша берет!
Вместе с Юферовым, спотыкаясь, падая и снова поднимаясь, добегаем до ближайшего неприятельского окопа. Окоп глубокий, удобный, но мы в нем не задерживаемся. С ходу перелетаем через него, подхватив на руки станок пулемета, успеваем пробежать по инерции еще несколько метров. Разворачиваем с ходу ствол, даем в сторону врага длинную очередь, и тут же снова вскакиваем на ноги, снова устремляясь вперед.