Записки Учителя Словесности э...нской Средней Школы Николая Герасимовича Наумова (СИ) - страница 8

- Чего-небудь не так? - настороженно свёл брови Дударев , и, чтобы поменять тему разговора, спросил. - Сам-то кто таков будешь, дядя?

- Ды-к я сельским старостой буду, - миролюбиво пояснил Ефим Захарович, - иш-шо до германской обчеством выбранный.

- Фь-ю-ю! - прсвиснул Дударев, - выходит ещё при царе Горохе? - Согнутой в локте рукой, с зажатыми в кулак пальцами с оттопыренным большим, он несколько раз помахал через плечо, словно показывая место, где сидел когда-то упомянутый царь.

- Ну почему при Горохе? - с нотками обиды в голосе возразил старик. - При царе-батюшке Николае Втором.

- Та ты хоть знаешь, старик, что Николашку твоего давным-давно турнули? Что в Питере революция случилась. Что Советская власть кругом, - Дударев повёл вытянутой рукой вокруг себя, - до вас вот только не дошла. Живёте тут, как суслики в норах, света божьего за трудами праведными не видите, темнота, одним словом.

- Люди мы не шибко в грамоте приуспевшие, это так, - согласно кивнул головой Ефим Захарович. - Только будь добр, мил человек, скажи. Зачтётся ли нам сдача хлебушка по продразвёрстке твоей в новый продналог?

Неожиданно заданный вопрос поверг Дударева в совершенно полную растерянность. Кое-как оправившись, он понял, что ещё один подобный вопрос и инициатива полностью уплывёт из его рук. Он знал, что в Губисполком пришло из Москвы распоряжение о замене продразвёрстки продналогом, и случилось это после того, как не далее, чем в середине марта, когда он получил на руки мандат и ему в категоричной форме было приказано - вези хлеб, хоть умри, но вези! А тут такое.

- Бэзусловно! - выпалил он, хотя в мозгу промелькнуло - ''А хватит ли деньжат? - И тут же успокоил самого себя. - Ничего, пообещаю, а там видно будет!''

- А рассчёт чем держать будешь? - словно читая его мысли, не унимался въедливый старик.

- Казначейными билетами советского образца, - пообещал Дударев.

- Та то ж хиба гроши, шо ж на их купыты можно?

- Ничего, старик, зато миллионщиками побудете, - миролюбиво улыбнулся Дударев, разводя руками и одновременно пожимая плечами, как бы добавляя к сказанному, что это всё, что у него есть и теперь может быть у них.

Над сходской площадью зависла неопределённая тишина,

- Ну так шо, люды, - оглядывая сельчан, наконец спросил Бондарь, - согласные миллионщиками с голой ж...ой трошке побуть?

Мужики настороженно молчали, только переглядывались и хмурились. Понимали, неизвестно чем обернётся дело, ежели воспротивиться, потому как на подводах не зря трудармейцы с винтовками сидят.

- Раз так, то так! - смиренно заключил разговор сельский староста Ефим Захарович Бондарь, хотел вставить : ''С паршивой овцы хоть шерсти клок'', но вовремя одумался, перемолчал.

И начали крестьяне свозить хлеб в обмен на рулоны и пакеты советских казначейных билетов. Да вот незадача, деньги быстро закончились и Дударев предложил сдавать хлеб в обмен на долговые расписки. Тут-то мужики и упёрлись, то хоть какая-никакая, да денежка, а тут вдруг ''обнаковенная'' бумажка. Дело дошло до того, что Дударев пригрозил оружием, мужики, в свою очередь, кинулись в схороны за карабинами и обрезами. Началась стрельба.

Как ни старался Ефим Захарович, угомонить разошедшихся мужиков, - куда там! Как сложилась дальнейшая судьба Ивана Дударева, история про то умалчивает, но, что в селе стихийно возник вооружённый отряд, организованный вчерашними солдатами германской войны братьями Челомбицкими и поддержанный э...Нскими мужиками воспротивившимися на дармовщинку, за здорово живёшь! отдавать выращенный своими мозолистыми руками хлебушек, стало её достоянием. Прод отряд мужики без особого труда разогнали, однако слухи о скандале моментально долетели до села Александровского и на подавление взбунтовавшихся ''бандитов'' были брошены регулярные части Красной Армии. Сколько при этом погибло ни в чём неповинного люда, история опять-таки упорно молчит, у нас ведь во все времена власть имущие немы к народной молве. Общеизвестно только одно: когда бунтовщики пустились в бега, ведь оставаться в селе стало небезопасно, а пребывание у хуторской родни означало подставить под удар пусть хоть и сочувствующих, но вообще ни в чём неповинных людей, им ничего не оставалось, как укрываться в оврагах да в стогах соломы на убранных полях, больше ведь и негде. Именно под кличкой ''Скирда'' остался в народной памяти старший из братьев Павло Челомбицкий, осужденный и подведённый под расстрел Ревтребунала, а сколько их непокорных сельчан сгорело заживо в скирдах при поимке?