Запрещенная экономика. Что сделало Запад богатым, а Россию бедной - страница 6

Мало того, на собственных судоверфях строились корабли, появился свой флот, ходивший не только по реке Парана, но даже и в Европу. Причем внешняя торговля была монополией государства, поэтому экспортно-импортные операции не контролировались латифундистами и стоявшими за ними иностранцами, как это было во всей остальной Латинской Америке. В то время как огромная Бразилия задыхалась от неподъемных внешних долгов, Парагвай абсолютно не зависел от мировых кредиторов.

В 1862 году Карлос Лопес умирает, но стране снова повезло: к власти пришел Франсиско Солано Лопес, третий и последний великий диктатор-протекционист Парагвая. Тут уже в Лондоне окончательно позеленели от злости. Это что же получается: половина столетия прошло, вся Южная Америка платит Британии дань и полностью зависит от ее воли, а в центре континента наперекор всему живет небольшое, но крайне упрямое государство. Оно не признает диктата невидимой руки рынка и прочей демократии.

Терпеть Лопеса, который удерживает заградительные пошлины на уровне 45 % (от цены продукции по товарной накладной), больше невозможно. А вдруг пример Парагвая окажется заразительным и для всех остальных? Самим фактом своего существования и успешного развития Парагвай опровергал пропагандистские бредни о безусловной благости свободной торговли. За дело взялась английская дипломатия, и Лондону удалось создать военную коалицию из Бразилии, Аргентины и Уругвая. Им выпала «честь» похоронить протекционизм соседней экономики. Причем с помощью ряда провокаций удалось сделать так, что сам Парагвай и объявил войну Бразилии. Что и говорить, здесь чувствуется рука мастера. Как бы то ни было, а после нескольких лет ожесточенных сражений Парагвай был разгромлен. Слишком неравны оказались силы, но сам факт, что в течение пяти лет Парагвай в одиночку противостоял таким тяжеловесам, как Бразилия и Аргентина, да и Уругвай не стоит сбрасывать со счетов, говорит о многом. Правление трех диктаторов позволило создать прочную экономическую основу, благодаря которой Парагвай и смог так долго держаться.

Франсиско Лопес не стал отсиживаться в тылу, не попытался сбежать или получить для себя личные гарантии в обмен на капитуляцию. Он сражался до последнего и был убит в бою, перед смертью успев сказать слова, которые до сих пор помнят в Латинской Америке: «Я умираю вместе с моей Родиной!»

Парагвай потерял почти половину своей территории, а главное – его заставили открыться для мировой торговли, что быстро превратило процветающее государство в одну из самых бедных стран мира. Едва окончилась война, как Парагвай получил кредит от Британии. Это было сделано на совершенно издевательских условиях: формально предоставлялся один миллион фунтов стерлингов, но реально до страны дошло менее половины, а вскоре долг пересчитали, и теперь уже Парагвай оказался должен три миллиона.

А что же получили победители? Уругвай – ничего. Бразилия и Аргентина присвоили себе почти половину территории Парагвая, но поскольку они вели войну на деньги английских банкиров, то в результате оказались в полнейшей финансовой кабале. И кто же тут реальный победитель? Ответ очевиден.

Пожалуй, самым точным символом поражения Парагвая явилось то, что территория, где когда-то стояли его военные заводы, стала называться «Минакуэ», что в переводе на русский означает «здесь была шахта»{Галеано Э. Вскрытые вены Латинской Америки. – М.: Дело, 2010. С. 273.}. Да, там действительно были и шахта, и промышленность. Но вскоре от нее остались только воспоминания. Помню, как у нас в 1990-е годы лево-патриотические публицисты сравнивали результаты рыночных реформ с войной. И они были правы. Ущерб, который понесла Россия от антипротекционистских мер, сравним с нашествием неприятельской армии.

Свободная конкуренция на рынках стада для Англии истиной в последней инстанции лишь после того, как Англия уверилась, что она самая сильная, и после того, как она развила собственную текстильную промышленность под защитой самого сурового в Европе протекционистского законодательства. Запрещалось даже хоронить покойника, пока приходской священник не засвидетельствует, что саван соткан на английской фабрике.