Зарисовки - страница 13

- Сколько я курить еще буду? Сюжет-то у нас какой вообще? Постельно-прикладной или страдать будем?

- А то у меня только два сюжета!

- Нееет, что ты… ни в коем случае! Ты у нас еще любишь меня в идиотское положение поставить и оборжать со всех сторон. Это, между прочим, в психологии знаешь, как называется? Гиперкомпенсация стыда! Ты кому-нибудь хоть раз признался, что все вот эти нелепости – это из твоей богатой истории отстоя?

- Тоже мне секрет Полишинеля!

- Если мы для Сольки пишем, то нужна еще и музыка. Давай, ставь что-нибудь. Может быть, сдвинемся все-таки с этой вот позиции возле окна? Кстати, чего мы тут торчим то?

- Музыка… Легко тебе сказать. Хочется же что-то эдакое… Что-нибудь, что как-то напоминает мое отношение к ней. Трепетное, нежное, исполненное благодарности…

- Secret Garden «Dreamcatcher» включай. Точно подойдет.

Мелодия начинает нежно и неторопливо сплетать струны души со скрипичными струнами, я молчу и думаю об этой удивительной женщине, которая за это время стала таким важным человеком в моей жизни. Человеком, к которому тянет.

В этот день принято поздравлять и желательно стихами…

Но я не умею.

Так пусть моя проза станет единственной «прозой» в твоей жизни, salt-n-pepper. Спасибо за то, что ты есть.

- Смотри, - говорю я ГГ, - вон он идет...

Мой ГГ бросает скептический взгляд в окно, и ирония, готовая соскользнуть с его губ, спотыкается на полуслове.

- Знаешь… - через какое-то время оборачивается он ко мне. - Это удивительно… сколько бы раз он ни менял облик, цвет волос, разрез глаз… я всегда узнаю его по тому, как сжимается сердце и мир перестает быть прежним…

1

– Женьку забери из сада, – зачастила Верка. – Ты поел? В школе как?

– Норм, – буркнул Мишка, желая поскорее вернуться в джунгли.

– Пол помой, – Верка замолчала, подыскивая что-то еще, чем нагрузить. – Посуду тоже... Ладно. Буду поздно.

Мишка пробежался глазами по истории и сгреб учебники в сумку. Русский он на переменах напишет. По литре спрашивать точно не будут. Русичка его недолюбливала. Лепила жирные тройки за сочинения. Вызывала в школу Верку и, выламывая тонкие пальцы, пыталась навязать ему какую-то свою точку зрения. Верка злилась, отвешивала ему тяжелые оплеухи и бубнила про то, что он «читает, много читает». Мишка пожимал плечами и переписывал скудные и жидкие аннотации, данные в учебнике, переставляя слова и абзацы.

Оставался еще целый час на джунгли. Он прорубал мачете юную бамбуковую поросль, утирал со лба соленый пот и обходил пятнистого леопарда с подветренной стороны…

Женька разодрал на колене штаны. Мишка ухватил его посильнее за капюшон и потащил домой упирающегося, ревущего во все горло сопляка. Верка точно всыплет за дыру.

– Хватит орать, придурок, – рыкнул Мишка и тут же получил крепкий подзатыльник.

Втянул голову в плечи, он зло зыркнул на отчима.

– Живо домой.

Отчим подхватил моментом притихшего Женьку, и тот быстро засеменил рядом, не успевая за широким шагом мужчины. Мишка хмуро плелся следом, размышляя – влетит или пронесет. Пока отчим плескался в ванной, Мишка разоблачил брата и, сунув ему в руки карандаши, прошипел:

– Иди рисуй, пока не вломили.

Женька затихарился в углу комнаты, раскрашивая корявые солнышки и домики. Отчим загремел посудой на кухне. Мишка прокрался к двери, обулся и тихо потянул ее на себя, мысленно умоляя, чтобы та не скрипнула. Уже на пороге крикнул:

– Уроки сделал, пол помыл, я гулять.

Он кубарем скатился вниз, выскочил из подъезда и, только завернув за угол дома, притормозил и отдышался. Вечером при Верке отчим не будет придираться и распускать руки. Мишка, пиная камушек, отправился к Сане.

– ТетьКлав, Саня дома? – он неловко помялся на пороге.

Та, окинув его недовольным взглядом, заорала:

– Ты алгебру решил?

– Потом поиграю, – он тут же уселся на краю кровати, – у меня музыкалка через час. Пошли со мной?

– Да ну…. – протянул Мишка, откидываясь на подушку, – хули мне там делать?

– Потом к бабке свалим, она пирожки напекла.

Мишка пристроил учебник на пузе и закрыл глаза. Ему никуда не хотелось выбираться из этого мягкого разворошенного гнезда кровати. Санькина комната была маленькой, заставленная мебелью, но на стене висели потрепанные постеры с «Арией», на спинке стула громоздился ворох одежды, домотканый половик с обтрепанным краем кое-как прикрывал пол. Все эти мелочи делали комнату живой. Домашней. Санька в растянутой у горла футболке тоже был теплым и уютным.