Зарубежный криминальный роман - страница 66
«Это невозможно, — подумал Джандер. — Люди не способны на такую жестокость».
Он попытался отвести взгляд от удаляющейся лодки. Его затошнило. Но он не мог себе запретить вслушиваться в затихающий стук мотора. Теперь это был лишь далекий гул. А еще через несколько мгновений он слышал уже только свое нервное дыхание.
«Для чего стараться? — подумал он. — Ты исчерпал все свои силы. Лучше кончить мучиться».
Он широко открыл глаза, потом зажмурился и снова открыл. Он заметил на воде кое-что и пытался понять, действительно ли он это видит. Да, оно существовало и лихо покачивалось на волне всего в двух или трех метрах от него.
Оно было грязно-белого цвета, круглое, с дыркой посередине. Грязно-белый цвет принадлежал ткани, а под ней — он знал это — была пробка. Его усталый мозг подсказал ему, что перед ним спасательный круг.
Ему даже не пришлось протягивать руку. Круг подплыл сам и ткнулся ему в подбородок. И тут он схватил круг обеими руками и повис на нем. Так он отдыхал несколько минут — верхняя часть его тела покоилась на круге. Потом, придерживая круг левой рукой, он соскользнул в воду и вынырнул в середине. Он вдел круг под мышки, прикрыл глаза, и все существо его наполнилось блаженством.
Откуда взялся круг? С какого-нибудь парохода? Нет, это был жест сострадания. Чей? Без сомнения, человека с седыми волосами.
«Он сбросил круг, когда тот, второй, отвернулся к мотору. Секундное дело. Спасибо, старик. Ты выручил меня».
Джандер открыл глаза и всмотрелся в водную гладь: лодку и белый пенистый след за ней еще можно было разглядеть. Потом она полностью исчезла, но Джандера не оставляла уверенность, что те люди возвращались к берегу. Значит, спасение надо было искать в той стороне.
Часы Джандера показывали двадцать минут седьмого. Небо очистилось, июльское солнце лило янтарный свет на тихие воды залива. Калвин поменял позу — теперь он мог грести и руками. Левая нога потеряла гибкость, но он упорно старался не обращать на это внимания и твердил про себя, что все идет как надо.
Особенно с тех пор, как он стал различать землю.
Он видел светло-зеленый цвет болот на юге Нью-Джерси. Уже больше часа он наслаждался этим зрелищем. Берег приближался. Теперь зеленая лента была от него всего в нескольких сотнях метров.
Между болотами и морем шла узкая полоска скал и песка. Ни следа человеческого жилья, только раковины да кляксы высыхающих медуз. Дальше — высокие болотные травы. И больше ничего.
Он выбрался на маленький каменистый пляж, освободился от круга и рухнул на колени в песок. Потом растянулся во всю длину, перекатился на спину, раскинул руки и обессиленно вздохнул. Тут глаза его сами собой закрылись, и он погрузился в сон.
Через какое-то время Калвин заворчал и повернулся на бок. Что-то беспокоило его. Он сказал этому «что-то», чтобы оно уходило. Но оно осталось на его плече. Оно даже как будто сжимало плечо, и он повторил, чтобы оно уходило. Но оно не подчинилось.
— Оставьте меня в покое, — простонал он, не размыкая век.
— Просыпайтесь.
По-прежнему не открывая глаз, он произнес:
— Оставьте меня в покое. Убирайтесь к черту.
— Вам необходимо проснуться.
— Почему это? Что вы ко мне прицепились?
— Идет прилив.
— Ну и пусть идет. Мне какое дело! Я хочу спать. Спать…
— Вы окажетесь под водой, когда прилив придет сюда.
— А вам-то что? Я имею право спать, где мне нравится.
— Ну-ну, — голос стал настойчивее. — Здесь нельзя оставаться. Вставайте.
Его дергали за руку. И он проворчал по-прежнему в полусне:
— Вы меня не заставите сдвинуться с места. Я знаю свои права. Будьте любезны, убирайтесь отсюда.
— Мы уберемся вместе. Поднимайтесь. Сделайте это для меня.
— Если вы не отпустите меня, то сейчас отведаете моего кулака. Вот.
— Вы на это не способны.
— Вы меня вынуждаете на эту меру.
— Да вы не способны не только пошевелиться, вы даже не можете открыть глаза, — сказал голос.
Он опять лег на спину, оперся на локти и немного поднял голову. После этого открыл глаза.
Ему трудно было что-нибудь разглядеть. Он заморгал, затряс головой, потер глаза, снова поморгал.
Перед ним стояла женщина. На вид ей было не больше двадцати. На ней была блузка без рукавов, выгоревшая до белизны и такие же брюки, протертые на коленях. Она была босиком.