Заря занимается - страница 11

Ради скатывал длинный коврик, а Богдан опять сунулся на кухню. Он вынес оттуда медную кастрюлю и железную миску, все остальное, сказал он, вдребезги разбито.

Никола Бабукчиев стоял в саду, держа в одной руке топор, а в другой мешочек с мукой. Он не верил своим глазам: спереди дом выглядел целым, а на самом деле… Фундамент потрескался, стены оголились, балки сломаны… Тревожно прокукарекал петух. Разбежавшиеся по саду куры закудахтали. Того поднял голову и протяжно завыл, предупреждая хозяина о приближении беды. Бабукчиев встрепенулся, вспомнил о детях и побежал. Толчок не заставил себя ждать. По склону покатились камни с оград, земля зашевелилась, абрикосовое дерево, взмахнув ветвями, понеслось вниз за камнями.

Бабукчиев нашел сыновей на улице. Впереди была десятиминутная передышка. Они все трое вошли в дом. А когда вышли и стали подниматься по ступенькам к скверу, увидели бабушку Зефиру. Оправившись от испуга, старуха хотела показать, что она тоже может быть полезной: взяв мешочек с мукой и миску, она зашагала в глубь сквера. Бай Янко забивал колья, соединяя их планками, чтобы можно было накинуть на них половики. Убаюкав ребенка, Юрданка тоже кинулась помогать. Время шло, начинало смеркаться. Сгущались облака над Девичьей скалой.

Мужчины соорудили навес, покрыли его рогожками и старыми половиками, а те, что поновей, постелили на траву. Самое страшное осталось позади, теперь хоть есть где приютиться. Ради и Богдан натаскали веток, загородили навес с одной стороны. Бай Янко принес воды.

Наконец все улеглись: женщины и дети посередине, мужчины — по краям общей постели. Ради лежал рядом с братом, он долго не мог уснуть. Было слышно, как вздыхает подложивший под голову камень отец, как всхлипывают женщины, тихо плачет мать. Уставившись в темноту, Ради смотрел на мерцавшие на темном небе звезды и чувствовал, что страх постепенно покидает его. Над городом, погрузившимся в мрак, гулял легкий ветерок. Уличные фонари были разбиты, окна опустевших домов не светились. Из соседних садов доносились голоса, летели искры — наверное, люди улеглись прямо около костра. Многие перебрались в загородные домики, а кое-кто подался в окрестные села. Эти двухэтажные постройки с верандами, где отдыхали летом тырновцы, были красивы и удобны. Деревянные или глинобитные, они находились далеко за городом среди виноградников и фруктовых садов. Что сталось с ними? Уцелели они или нет?.. Вон соловьи, и те примолкли. В такие весенние вечера Ради любил стоять у открытого окна и, слушая пение птиц и шум Янтры, мечтать о неизвестном, далеком будущем. А улегшись, он подолгу ворочался на жесткой постели. Сон не шел к нему. Старые дома живут своей особой жизнью, хорошо известной Ради. Первыми начинали потрескивать балки потолка. На этот звук отзывались доски пола, подавала голос жестяная птаха на кривой дымовой трубе, выведенной на улицу через отверстие в стене. Скрипели рамы открытых окон, закрепленные крючками. Жуки-точильщики сверлили столетние балки. Потом заводили свою ночную песню петухи. Жуки стихали. Потолок, балки, окна — все умолкало. Ночь — таинственная, сказочная тырновская ночь — убаюкивала всех. Вслушиваясь в ее музыку, Ради засыпал…

Но вот снова всколыхнулась, задрожала земля. Разбудила, напугала задремавших было людей. Разрушила уцелевшие стены, сбросила наземь черепицу с покосившихся крыш. Завыли голодные собаки. И тут подул сильный ветер, загремело железо покоробленных крыш и водосточных труб, зашумели деревья. В гуще облаков, которые с вечера затянули небо, сверкнула молния. Небо почернело, полился дождь. Вскоре дождь усилился, ветер сорвал половики с навеса. Разбуженные люди засуетились, загалдели, громко заплакали дети. Трава намокла от дождя, рогожи пропитались влагой, набухшие половики отяжелели, обломали планки. Николе Бабукчиеву на лицо прыгнула лягушка.

— Вставайте, люди! — крикнула бабушка Зефира.

Над округлыми горными вершинами появилась белая полоса — предвестница утренней зари. Тырновцы развели, костры, чтобы согреться и обсохнуть. Ради и Богдан вырыли небольшую яму, подожгли сухой хворост, из теста, которое замесила на доске бабушка Зефира, испекли на раскаленных углях лепешку. Лепешка подрумянилась, немного испачкалась в золе, когда ее поворачивали, но всем показалось, что они в жизни не ели более вкусного хлеба. Только ведь одном лепешкой всех на накормишь! Прошел слух, что военные будут раздавать хлеб населению. Хмурый, небритый, Бабукчиев поплелся к казармам. У ворот стоял часовой, преграждая вход посторонним… Счетовод направился к банку, но там тоже стоял солдат — пришлось вернуться с пустыми руками. Ребята в поисках хлеба разбрелись по пекарням. Возле мужской гимназии они увидели пленных: сержант вел их расчищать развалины, — оттуда доносились глухие стоны заживо погребенных героев Адрианополя. Пленным раздали лопаты и кирки, но они не двигались с места. Тогда сержант схватил лопату и, подтолкнув вперед одного из них, стал карабкаться вместе с ним по грудам камней. Люди, забыв про свои дела, ждали, что будет дальше. Через некоторое время из развалин вынесли мертвого санитара и, положив на тротуар, накрыли его шинелью. Теперь уже все пленные пошли за сержантом. Послышалась команда, стук лопат и кирок. Вскоре показался один из пленных — он нес что-то на плечах. Но тут земля дрогнула, и чудом державшийся балкон обрушился на его голову. Полуразрушенное здание окуталось облаком пыли, спасатели поспешно выскочили оттуда. Видя бессмысленность новых жертв, сержант поставил возле двух трупов часовых и увел пленных солдат.